Я. Ты. Мы. Они
Шрифт:
Не могу слушать этого дальше. Подскакиваю со скамейки, а ведь даже бежать не хочется. Хочу просто придушить Каринку. Это же так легко, взять и сомкнуть руки на ее тонкой шее. Я бы, наверное, действительно вцепилась бы ей в волосы, если бы в этот момент в разговор не включилась Алена:
— А ты не завидуй. Если тебя лично никто не хочет, то не стоит вымещать свой дрянной характер на остальных.
Алена подходит к нам и встает между мной и Кариной.
— Ты-то куда полезла, Чернова? Или нравится убогих защищать?
— Рот закрыла!
О, а это уже Сашка, тоже откуда-то подлетает к нам. Сомова с непониманием
Саша подходит ко мне и обнимает за талию, по-хозяйски кладя ладонь на мой живот, скрытый под плотной тканью толстовки. Но смотрит он на Сомову, зло так, с презрением. Вот честно, не хотела бы я сейчас быть на ее месте. Впрочем, мне пока своего хватало.
— Тема закрыта, — жестко отрезает он. — Идем.
Разворачивает меня и выводит из столовой. На выходе нас нагоняет Алена, с моим рюкзаком и книгой в руках, с силой пихает их брату.
— Ты бы суку свою лучше на привязи держал.
На следующий день в школу я из принципа приду в обтягивающей футболке.
Глава 22
Бакс носится по двору в окружении толпы маленьких детей. Их мамочки, сидящие на скамейках, поглядывают на меня с некой долей подозрения. Впрочем, это их право, я бы так же реагировала на незнакомую собаку. Наверное, все матери одинаковы, постоянно на подсознании ждут какой-то опасности для своих чад.
А может быть дело не в Баксе, а в том, что сижу я на заборе хмурая, нервная и дерганная? Этакая психопатка на детской площадке.
Сашка и Стас разговаривают уже больше часа, за это время я успела узнать у Дамира про обстановку дома у Черновых-старших, позвонить Кудяковой и пожаловаться на свою судьбу и вконец накрутить себя.
Ну сколько можно разговаривать?! А если они там дерутся?! Или Саше опять приспичило воспитывать сына? Вдруг…?
— Куда всех остальных дела?
Черт! От неожиданности я чуть не падаю с узкой перекладины, но Саша подхватывает меня за талию. И возвращает в сидячее положение.
— Чего дергаешься?
— А ты чего подкрадываешься?
— Я что ли виноват, что у тебя нервы ни к черту?
— Как раз ты и виноват!
Чернов недовольно поджимает губы, но, несмотря на это, выглядит более расслабленным, чем был до этого на лестнице. Значит, разговор прошел хорошо.
Он все еще держит меня за талию, слегка сжимая бока.
— Руки убери!
— Саня…
— Руки.
Он смиренно отпускает меня, а сам, наверное, закатывает глаза. За очками, конечно, не видно. Но можно подумать, что я его первый день знаю. Саша переступает через забор и садится рядом.
— Так где остальные?
— У твоих родителей, а ты разве с ними не встретился?
Хмурит брови.
— Родители не знают, что мы в городе. Я в гостинице остановился.
— Блин… Ты им не говорил? — неудачно вышло. Представляю лицо свекрови, когда к ней в квартиру вломилась толпа внуков, которые, по идее, должны
— А что я им должен был сказать? Что ты с детьми ушла из дому?
У меня от возмущения даже дыхание перехватило. Вот умеет же он все с ног на голову переворачивать.
— Знаешь, когда ты так говоришь, у людей может сложиться превратное мнение, что это моя вина!
— Ты поняла о чем я!
— Нет, не поняла!
Недовольно скрещивает руки на груди, сидит, пыхтит, так вредно, что стукнуть хочется. Тоже мне, обиженный нашелся.
Вчера еще переживала из-за наших пауз, а теперь, видимо, пора волноваться о том, что каждый разговор в перепалку перерастает. Ну не могу я спокойно его слушать, уязвленное самолюбие везде найдет к чему придраться. Все время кажется, что он вину на меня перекладывает, подвоха жду. А чего же я сама хочу в этой ситуации? Чтобы в ногах валялся, извинялся? Но он же не будет, я знаю. И дело даже не в гордости, просто не такой Сашка человек, он привык действовать, а не обсуждать или ждать чего-то. Ему и сейчас кажется, что извиниться он извинился, а теперь надо просто все исправлять. Только не знает как, иначе бы уже все мне выложил.
И я не знаю. Но унижение его и мольба мне не нужны. Я ведь тогда правду Анюте сказала, что не хочу, чтобы он мне названивал. Разговора бы не вышло, только орали бы друг на друга. А от извинений толку нет, давно поняла, что не работает эта схема «накосячил-извинился». Тогда чего я так реагирую на его слова? Да потому что сама свою вину чувствую… Что не удержала, что не додала, не оградила… Бред? Бред! Он же тоже не маленький ребенок, должен был понимать своей головой, что делает. Но вот с чувствами своими ничего поделать не могу.
— О чем думаешь? — вырывает он меня из моих размышлений.
— О том, как дальше жить.
— И что решила?
Я мнусь какое-то время, но потом все-таки говорю:
— Работу найду.
Сашка даже закашлялся.
— Ты что?!
Вопрос меня задевает. Неужели я такая бесполезная, что только в домохозяйки и гожусь?
— Работу найду! И только попробуй сказать, что я не способна работать!
— Нет, ну ты-то у нас на все способна, — раздраженно бросает Сашка. То ли комплимент делает, то ли ерничает. — А как ты собираешься детей и работу совмещать?
— Я не первая… — хочу сказать «мать-одиночка», но язык как-то пока не поворачивается. — Работающая мама. Мы не будем сидеть у тебя на шее.
Сашка соскакивает с перекладины и встает прямо надо мной. Мне не нравится, что он возвышается, поэтому приходится встать тоже.
— А что ты собираешься?! Окончательно вычеркнуть меня из жизни?
— Я не..
— Нет, ты. Именно этим ты сейчас и занимаешься! — Сашка взбешен. Он даже очки сорвал с лица, чтобы лучше можно было меня «есть» своим ненормальным взглядом. — Саша, ты увезла детей, причем не в соседний двор или улицу! Вы уехали в другую часть страны! Как прикажешь понимать твое: «мы не будем сидеть у тебя на шее»?! Извини, милый, но ты нам не нужен? Он замолкает, и я надеюсь, что гневная отповедь окончена. Даже предположить не могла, что идея с работой его так зацепит. Я-то всего лишь хочу взять жизнь в свои руки и не быть вечно чего-то ждущей обузой. А он вон, думает, что я его из семьи вычеркнула.