Яблоко Немезиды

Жаренов Анатолий Александрович

— Еще шаг, — фыркнул Фримен, — и вы в объятиях Лиги борцов за устои нравственности.

— Нет, Фримен, это не то. Вам никогда не приходилось соскакивать с поезда на полном ходу? Нет? В момент прыжка в ушах много шума: стучат колеса, свистит ветер. Потом — полная потеря ощущения своего тела. И наконец — тишина. Ты как будто выплываешь из нее, слышишь далекий стук колес, затем возвращается сознание, начинаешь ощущать себя и окружающее. Поезд уже ушел. Ты встаешь, отряхиваешься. Где-то лает собака. Все, что неслось мимо, стоит на месте. Оно, собственно, и не двигалась никуда. Но ты еще ошеломлен, ты ничего не

понимаешь. И все это приходит и уходит в одно мгновенье. Сделав несколько шагов от насыпи, ты забываешь о своих ощущениях. Так вот, Фримен, я сейчас как будто выпрыгнул из поезда. Шум в ушах еще не прошел. А я уже слышу, как вдали лает собака.

— Но поезд-то все равно идет, Коун. А вы мне так забили мозги своими рассуждениями, что я даже забыл, зачем пришел. Коун, ведь я вам принес такую информацию… Пальчики оближете…

Фримен подмигнул: Коун не сразу понял, о чем говорит журналист. Он еще был всецело под влиянием своих мыслей. Фримену пришлось повторить. И тогда Коун словно очнулся.

— Ладно, — сказал он. — Давайте выкладывайте.

— А не перекусить ли нам сначала? Здесь есть по соседству приличный ресторанчик. Там умеют делать бифштексы.

— Что ж, — сказал Коун. — Бифштексы так бифштексы.

В ресторане Фримен выбрал столик в углу.

— Здесь нам никто не помешает, — сказал он. — Значит, бифштексы. А как насчет виски?

— Если дело стоит, — рассудительно заметил Коун, — то можно и виски.

— Еще как стоит! — подхватил Фримен. — Я принес вам бомбу, Коун. Можете швырнуть ее под поезд. Только сами держитесь аккуратнее.

— Не преувеличивайте своих заслуг, Фримен. Я ведь помню про “оригинальные наклонности”. Кстати, вы сами-то знаете, в чем они заключаются?

Инспектор улыбался.

— Любопытно? — Фримен погрозил пальцем. — То-то и оно. Это вам не эталон нормального человека. Еще неизвестно, где этот эталон. Может быть, он оказался в поезде? А, Коун?

— Ладно. Давайте, что там у вас? Интервью с Диксоном?

— Увы, — сказал Фримен. — Этого я еще не добился.

— И не добьетесь. Диксон тю-тю.

— То есть?

— Ушел в неизвестном направлении. Колдунья обеспокоена. Нанимает частных детективов. За эту информацию вы мне оплатите ужин.

— Нет, Коун. За ужин будете платить вы. Слушайте и смотрите. Час тому назад ко мне явился один молодой человек. Сперва я подумал, что его кто-то подослал. Цель была непонятна. Он назвался земляком Бредли и стал допытываться, не дружил ли я с покойником. Я, конечно, предложил ему убраться восвояси. Тогда он поломался немного и сказал, что служит лифтером в “Орионе”.

— Вот как, — сказал Коун.

— Да. Я проверил. Проводил его до дома. Все так. Но дело не в этом. Он дежурил в ту ночь, когда ушел Бредли. И Бредли дал ему… Что? Угадайте, Коун!

— Ну вас к черту, Фримен!

— Бредли дал ему записную книжку. Попросил сохранить. И не вернулся. Парень узнал об убийстве поздно. В полицию идти не захотел. Нашел сестру Бредли. Она ему назвала мое имя. И вот…

Фримен вытащил книжку из кармана и положил на стол.

— Это еще не все. В книжке лежит конверт. Я его не распечатывал.

Коун оглядел конверт, взял вилку и вскрыл его. Оттуда выпал листок бумаги. Фримен подхватил его, развернул.

— Донесение Бредли, — прошептал Коун.

— Вот и все, — сказал Билли. —

Сегодня я звонил ему. Телефон молчит.

Лики подняла прутик и стала задумчиво чертить им линии на песке. Дул ветер. Ей было холодно и грустно. Рассказ Билли о том, как он ходил к Фримену, она выслушала равнодушно. Она не понимала, зачем это нужно теперь, когда все равно уже ничего нельзя изменить. Но слушать Билли ей было приятно. У него приятный голос. Он напоминал ей голос диктора со станции “SOS”. На эту станцию можно позвонить в любое время дня и ночи и услышать слова утешения. Когда человеку одиноко и трудно, он прибегает к помощи станции “SOS”. Там не спрашивают причин. Там знают, что надо делать. Со станцией “SOS” можно говорить целый час. О чем угодно. После этого становится легче.

Лики набирала номер станции, когда становилось нестерпимым слушать разговоры сестер-близнецов. Их ужасные беседы сводили с ума. Сестры жили в каком-то выдуманном, безумном мире. Они целыми связками покупали “черные книжки”, читали их запоем, а днем обсуждали прочитанное. “Черные книжки” стоили дешево. Они выходили целыми сериями. Это были тонкие выпуски в бумажной обложке черного цвета с желтым пятном посередине. В желтое пятно была вмонтирована картинка. Картинки были разными, но на каждой из них обязательно присутствовал труп человека, убитого самым зверским способом. В книжках описывались похождения Тими Гунда, существа, похожего на муравья, пришельца из неведомой Галактики. Тими Гунд был прислан на Землю, чтобы перебить все население планеты и освободить ее для колонизации. Жители Галактики, осуществлявшей экспансию, обладали техническими средствами, достаточными для того, чтобы уничтожить население Земли одним ударом. Но они не могли этого сделать. Над ними тяготел рок. Высшие силы отдали приказ завоевателям, в котором было недвусмысленно сказано, что заселить Землю они могут только в том случае, если перебьют ее жителей поодиночке. Этот приказ открывал перед издателями “черных книжек” блестящие перспективы. Тими Гунд получал право жить вечно. А чтобы не приесться, не надоесть читателям, он обязан был выдумывать только способы убийства. Но это была уже не его забота.

Издательство мобилизовало солидный отряд писателей, изощренная фантазия которых делала чудеса. В одной из серий Тими Гунд работал под личиной врача-гинеколога. В другой он выступал в качестве вампира-любовника. В третьей это был просто веселый гангстер, попутно с убийствами грабивший банки. В четвертой Тими Гунд воплощался поочередно то в каменщика, то в коммивояжера. В пятой он действовал как привидение-невидимка. Это была особенно пикантная серия. Обличье привидения позволяло Тими проникать в спальни кинозвезд и промышленных магнатов. То, что он там видел, становилось достоянием публики.

Таким образом многоликий Тими Гунд был приспособлен для нужд самой широкой аудитории. Сестры-близнецы предпочитали пятую серию. Говорили, что есть еще и шестая, особая. Сестры только понаслышке знали о ней и проявляли нетерпение, когда кто-нибудь из знакомых пересказывал содержание одной из брошюр. Но достать эту серию они не могли. Она распространялась по списку, попасть в который было золотой мечтой близнецов.

Днем в аптеке то и дело слышалось:

— Милли! Ты помнишь, как он погрузил шестую лапу в ее внутренности?