Яд Борджиа

Линдау Мартин

– Это действительно было бы опасно, – тихо прошептала Лукреция, в первый раз принимая участие в разговоре.

– В доказательство того, как ненадежны ее показания, я готов поклясться, что еврейка признает мою сестру своей соперницей, так как все находят ее красивой. Я убежден, безумная станет утверждать, что она пригласила к себе своего возлюбленного для того, чтобы помешать его свиданию с Лукрецией, – презрительно заявил герцог.

Мириам задрожала, откинула назад волосы и гневно закричала, обращаясь к Лукреции:

– Да, да, это ты назначила ему свидание, –

ты – Убийца! Ты заставила убить его за то, что он любил меня больше, чем тебя. Арестуйте ее, благородный судья, это она убила его. Я теперь припоминаю, что человек в красном сказал мне, что убивает моего Джованни по приказанию важной дамы, которую Джованни бросил из-за меня. Арестуйте ее!

– Она действительно сошла с ума, а мы слишком долго слушали ее безумный бред, – устало проговорил папа Александр, но Альфонсо заметил, каким подозрительным взглядом папа окинул смущенное лицо Лукреции.

В эту минуту раздался пронзительный крик и, прорываясь через толпу, выскочили две безобразные старухи.

– Мириам, Мириам, – кричали они, – пощадите наше дитя, она сумасшедшая, сумасшедшая!

– Это – родственники девушки, они пришли за своей идиоткой, – с громким смехом заметил Цезарь. – Эй, вы, отродье сатаны, берите свою заблудшую овцу!

Увидев своих теток, Мириам вся сжалась, точно заяц, затравленный собаками.

– Что это за фигуры, откуда они явились? Выросли из-под земли, или дьявол послал их из своего царства? – спросил Александр, отодвигаясь от старух, которые бросились перед ним на колени.

– Ни то, ни другое! Это – просто старые аптекарши из гетто, – ответил Цезарь, и поспешил успокоить своих союзниц:

– Говорите смело, добрые женщины, объясните, что с этой девушкой? Почему она болтает тут о каком-то убийстве, о пролитой крови?

– Мы – две несчастные, бедные старухи – честно зарабатываем свой хлеб, – жалобно затянула одна из евреек. – Мы живет тем, что готовим некоторые лекарства, рецепты которых оставил нам в наследство наш отец, известный доктор. Эта девушка – внучка нашего отца. Она сошла с ума от любви. Ее любовником был христианин, бросивший ее, когда оказалось, что она ждет ребенка. Девушка с горя помешалась. Услышав об убийстве благородного герцога Джованни Гандийского, она однажды ночью проснулась от страшного сна и начала приставать к нам, двум слабым женщинам, с обвинениями в том, что мы убили ее любовника, который как будто тоже носил имя Джованни.

– Назовите мне настоящее имя ее соблазнителя и, если бы все короли мира просили, чтобы я пощадил его, я и тогда не согласился бы на это! – сурово произнес папа.

– Господин и повелитель, он скрыл, кто он такой, из страха вашего справедливого гнева. Даже его возлюбленная знала только имя Джованни, хотя по всей вероятности, и оно было вымышленное! – ответила Нотта.

– По закону, христианин, находящийся в любовной связи с еврейкой, наказуется смертью! Вы думаете, ваше святейшество, что таинственный Джованни был бы достоин этого наказания? – живо спросил Цезарь.

– Уведите ее! – вместо ответа проговорил папа и, схватившись

за сердце, прибавил: – мне дурно!

– Удалите свое несчастное дитя, добрые женщины! – обратился Цезарь к старым еврейкам. – Несмотря на болезнь, она еще слишком хороша для того, чтобы оставаться среди народа. Хотя ваши труды оказались бесполезны, рыцарь святого Иоанна, тем не менее, и его святейшество, и мы все, очень благодарны вам за ваше старание найти убийцу несчастного герцога Гандийского. Это – самое горячее желание всей нашей семьи.

Нотта и Морта бросились к Мириам, на лице которой в первый раз за весь день отразился страх. Альфонсо, не обращая внимания на умоляющий взгляд Лукреции, помог Мириам подняться с места и объявил, что сам проводит молодую девушку. Цезарь сделал знак старухам, чтобы они не препятствовали рыцарю, и те, рассыпаясь в благодарностях, пошли вслед за Альфонсо, который заботливо поддерживал Мириам.

Рыцарю не легко было пробраться с еврейками через густую толпу разъяренной черни. К счастью, ему помог отец Бруно. Дойдя до ворот гетто, старухи снова начали благодарить рыцаря, но по тону, каким произносились слова благодарности, можно было скорее предположить, что они проклинают его. Альфонсо очень хотелось проводить Мириам до самого дома, но он боялся настроить старых ведьм против их племянницы, а потому ограничился лишь тем, что напомнил старухам о болезни Мириам и затем пошел с отцом Бруно обратно.

Не успели они отойти несколько шагов, как монах снова начал уговаривать Альфонсо уехать из Рима.

– Я не знаю, почему вы думаете, что я изменю свое решение, – нетерпеливо возразил Альфонсо. – Наоборот, с тех пор, как я увидел, что папа пламенно желает отыскать убийцу своего сына, у меня явился лишний повод остаться здесь.

– Да, вы сегодня стояли на волосок от того, чтобы приподнять завесу ужасной тайны. Но будьте осторожны. Помните, что доведенная до крайности женщина более жестока, чем самый злой мужчина!

Этот намек на Лукрецию, в соединении с тем, что говорила Мириам, произвел сильное впечатление на Альфонсо. Он вспомнил о встрече еврейки с Мигуэлото и о рассказе относительно убийства герцога Гандийского и вдруг почувствовал большое недоверие также и к отцу Бруно.

– Дайте мне только проучить дерзкого англичанина, уверяющего, что ни один итальянец не в состоянии сражаться с ним, и я очищу вам всем путь, если бы он даже был покрыт лилиями и розами. Мне и самому надоело и все и вся здесь, – проговорил Альфонсо и посмотрел на монаха так, что тот вздрогнул.

– Нам всем? – смущенно повторил отец Бруно.

– Да, вам всем, монах! Вы все – одного поля ягоды! Я щажу ваш духовный сан и потому не выражаюсь яснее. Одно могу сказать, что люди очень удивились бы, если бы узнали, какое у вас было продолжительное совещание с вашей духовной дочерью. Какое счастье, что удар грома, или вернее – удар камня, брошенный чьей-то рукой, спас вас от великого греха.

На лице монаха выразилась такая смесь горя, стыда, сомнения и гнева, что даже Альфонсо стало страшно.