Яд Фаберже
Шрифт:
В одну из черных машин закатили носилки с неизвестным мне телом. Арчи, Эдит и Мардж были живы. Неужели умер Реджи? Сердце мое от этой горькой мысли сжалось, и я тотчас представила себе веселые глаза старика Реджи, его заразительный смех и вечно блуждающую на лице ироничную улыбку. Неужели я никогда больше не увижу его?
Я дождалась, когда полицейские уедут, и только после этого тем же путем, но уже более медленно, возвратилась в свою комнату. Быстро разделась и юркнула в постель. Затем, вспомнив про завтрак, схватила поднос и устроилась с ним прямо на кровати. Как я и рассчитывала, первой ко мне
– Мардж, оставьте нас вдвоем, – сказала она довольно сносно по-русски, и Мардж, которая поняла ее только по тому тону, каким это было сказано, и довольно грубому жесту, означающему, что ее выставляют за дверь, поспешно покинула комнату. – Вот так.
Эдит присела ко мне на постель и взяла мою руку в свою.
– Я плохо говорю на русском… – сказала она мне чуть ли не с нежностью в голосе, жадно всматриваясь в меня, как если бы все это время у нее не было такой возможности, и вдруг она ей представилась. – Ты не знаешь, что произошло, не спрашиваешь из вежливости, ведь так?
Я лишь кивнула головой. С трудом доев булочку с паштетом, я выпила остывший чай и промокнула губы салфеткой.
– Твой отец не захотел тебя расстраивать, но я думаю, это надо сделать. В смысле, не расстраивать, а рассказать правду… Сегодня утром Мардж наткнулась на Джейн. Помнишь Джейн? Мать нашего садовника Фреда. Джейн Вули.
Я пожала плечами, делая вид, что с трудом понимаю, о ком идет речь.
– Что с Джейн? Она утром пришла сюда, в Гринвуд, и ей стало плохо? Я видела, как кого-то выносили из дома на носилках… Ее?
– Мардж нашла ее в саду, когда вышла, чтобы повесить белье… – Эдит, легко соскочив с кровати, показала мне, как вешают белье. – Понимаешь? Посмотрела вниз и увидела на земле в цветах тело Джейн. Она была мертва. Ее кто-то ударил по голове…
И Эдит, сама того не подозревая, почти с точностью скопировала движения Джейн, когда та показывала, как кто-то кого-то ударил лопатой по голове; Эдит тоже продемонстрировала случившееся с Джейн с помощью рук и воображаемого тяжелого предмета, который она обрушила на голову теперь уже самой Джейн.
– Вы шутите? Джейн убили?
Джейн, которая все это время пыталась как-то предупредить меня о грозящей мне опасности, которая рисовала картинки с гробами и подбрасывала мне в конвертах рыжие волосы, а потом привела меня к тому месту, где кто-то когда-то вот так же, как это показала сейчас Эдит, обрушил на голову неизвестного лопату…
– Джейн убили лопатой? – мне хотелось конкретности. – Лопатой?
При слове «лопата» Эдит удивленно вскинула брови и развела руками: она, оказывается, не знает, каким образом была убита Джейн. Значит, этот предмет не нашли.
– Но за что? Что такого она могла сделать, чтобы ее убили? Может, у нее было много денег? – Мне очень хотелось, чтобы ни одна душа на свете не знала о тех рисунках,
Эдит пожала плечами. Она ничего не знала.
– Но почему Арчи не хотел, чтобы я знала?
– Не хотел тебя расстраивать.
– Эдит, а вы, оказывается, довольно хорошо говорите по-русски. Это вас мой отец научил? – решила я ее немного позлить и, чувствуя, что мое нервозное состояние, вызванное известием о смерти Джейн, грозит вылиться в настоящую истерику, едва сдержала себя, чтобы не добавить: «Или Мур?»
– Да, это Арчи… Они с Реджи часто говорят на русском, а меня это злит… Вот я и попросила, чтобы и меня тоже поучили языку.
Видимо, эта тема была ей неприятна, поэтому Эдит сразу перешла к вопросам, ради которых, как мне показалось, она ко мне и явилась:
– Лора, скажи мне, как звали твою мать?
Я почувствовала, как сердце мое останавливается. Мерзавец Мур не позаботился даже о том, чтобы я знала имя, отчество и фамилию «собственной» матери. Ну не идиот ли? И как же это могло случиться, что до сих пор никто, даже Арчи, не задал мне этот простой вопрос, тем более что главным мотивом моего появления здесь было именно признание меня дочерью Вудза?! И как после этого не считать Мура сумасшедшим?
– Фамилия моей матери Захарова, – ответила я как можно более спокойно, но взгляд все же отвела, боясь, что Эдит почувствует мою неуверенность.
– Это по мужу, это фамилия ее последнего мужа, я правильно понимаю? И ты носишь эту же фамилию, потому что Захаров был твой отец… Но зачем, если ты не дочь Арчи, тебе понадобилось приезжать сюда?
– Захаров мне не отец, а отчим. Вот Арчи – это мой настоящий отец, – сказала я не своим голосом и густо покраснела.
– Это ложь. И фамилия твоей матери, которую Арчи звал не иначе как Мэй, не Захарова, а Красинская. Красинская Елена Владимировна. – Эдит здорово помогла мне, подарив такую сногсшибательную подсказку. – Ведь это она? – И с этими словами Эдит достала из кармашка жакета маленькую фотографию и протянула ее мне.
На ней была изображена тоненькая хрупкая девушка в балетной пачке, на пуантах. Приблизительно так же могла бы выглядеть и я, надень я на себя этот балетный костюм. Но моим было только лицо, тело же было чужим, но идеальным, изящным, совершенным… Фотография была черно-белая, но довольно четкая. И я поняла, что вижу перед собой ту самую мистическую женщину, по которой сходил с ума и Арчи, и его покойный отец. Это была Мэй. И я действительно очень на нее походила.
– Это балерина? – притворилась я, что ничего не понимаю.
– Нет. Она никогда не занималась балетом. Пачку она надевала, если верить Арчи, лишь когда хотела соблазнить мужчину. У нее было красивое тело, красивые волосы, красивое лицо. Такое же, как у тебя… Ведь это ты? Это ты? Сколько тебе лет? Ведь если сорок, значит, ты и есть Мэй… – говорила она дрожащим голосом, коверкая слова. – Ты вернулась, чтобы отнять у меня Арчи? Почему тогда у тебя нет морщин? Где они? Чем ты умащиваешь свою кожу, какими пользуешься бальзамами и травами, чтобы так великолепно выглядеть… Вы хотели обмануть меня, но я вас раскусила… Ты – Мэй!