Яд из бездны
Шрифт:
– Нет его больше!
– сказал он.
– Ходуны задрали... Уволокли в какой-то подвал и прикончили.
– Хочешь сказать, они загнали вас в ловушку?
– Громов покосился на Некрасова.
– Но вы же были вместе?
– Мы были вместе на том сарае, а потом эти ублюдки начали на него карабкаться. Десятки тварей одновременно. Под их тяжестью крыша начала проваливаться, и мы рухнули вниз. Я вскочил и побежал, а Фома не успел. Зацепился за что-то, не то разгрузкой, не то рукавом куртки. Тогда-то они его и схватили. Я видел как один ходун вцепился ему в глотку.
Глаза у парня начали слезится, губы задрожали. Выглядел он не важно: бледный какой-то, трясущийся, словно его била лихорадка. Он постоянно хлебал из фляги, судорожно глотал и ёрзал на пятой точке, крепко прижимая левую руку к торсу.
– Тебя укусили?!
– чётко выговаривая слова, сказал вдруг Некрасов.
Кимыч поперхнулся и посмотрел на бывшего майора.
– Да ты что?!
– бледнее ещё сильнее, воскликнул парень.
– Я близко не подпускал к себе этих тварей. Я ведь на полигоне тренировался, все инструкции проштудировал... Если б меня укусили...
Некрасов вскочил на ноги и рванул Кимыча за воротник. Боец тут же вскрикнул, пытаясь отстраниться от его рук. Но было уже поздно. Некрасов дёрнул так, что расстегнулись пуговицы. Под курткой, в области правой ключицы хорошо был заметен след от укуса. В разорванной водолазке цвета хаки зияла рваная дыра. Сквозь наспех наложенную повязку проступили багровые пятна, кожа вокруг раны покрылась некротическими пятнами и осклизла.
– Всё парень, ты уже обречён!
– прошептал Некрасов.
Он вернулся на своё место и на всякий случай взял в руки свой автомат.
– Петрович, останови машину!
– рявкнула Мейер.
– У нас явное нарушение инструкций!
БТР остановился, но глушить движок водитель не стал. Несколько секунд все сидели молча. Мейер смотрела на Кимыча холодным, абсолютно равнодушным и безжизненным взглядом. Смотрел на него и Громов, во взгляде которого читалась растерянность и непонимание. Он впервые терял людей, и не знал как это переварить. Тритон смотрел себе под ноги, покачивал головой и морщился: не то пытался подавить брезгливость, не то жалость. Зараза, напряжённый и сосредоточенный опасливо поглядывал на Некрасова. Гаврилов кряхтел и шмыгал носом. Только Петрович высматривал что-то в триплексе бокового окна воспарив в каких-то житейских мыслях над всеми ужасами бренного мира.
– Выметайся!
– процедила Мейер.
– Инкубационный период у вируса всего два часа. Скоро ты станешь опасным.
– Вы не можете так поступить!
– злобно выкрикнул Кимыч.
– Я рисковал жизнью ради вашего поганого тубуса...
– Убирайся!
– Мейер вытащила из кобуры пистолет и направила его на бойца.
– Или ты хочешь, чтобы я застрелила тебя прямо здесь.
Кимыч застонал, негромко выругался и от бессилия заскрежетал зубами.
– Громов! Открывай люк!
– приказала женщина.
– Наш попутчик выходит!
Командир послушно отворил дверцу и чуть посторонился.
– Можешь взять своё оружие, - бросила Александра, когда Кимыч поднялся с сиденья.
–
– Не буду!
– смиренно отозвался Кимыч.
– Всё равно магазин пустой!
Он выбрался из бронекапсулы, отошёл в сторону и с презрением посмотрел на пассажиров БТРа.
– Будьте вы прокляты!
– Донеслось сквозь лязг запираемого люка.
3
БТР здорово тряхнуло да так крепко, что клацнули зубы. Некрасов поморщился и провёл кончиком языка по кромке резцов, словно проверяя их сохранность.
Петрович тихонечко выругался и сбавил скорость, чтобы объехать какую-то рытвину.
– Любой может оказаться на его месте, - сказал Зараза, минут десять спустя.
– Я частенько об этом думаю... А что собственно мы знаем о посмертном существовании? Каково это быть фагом? Что они чувствуют и чувствуют ли они вообще что-то? Может в повреждённых клетках мозга иногда появляются какие-то проблески?
– Не люблю такие разговоры, - отмахнулся Некрасов.
– А я люблю!
– пихнул локтем Веня.
– Это не даёт закиснуть и превратиться в тупицу. Мозг нужно напрягать, тогда этот жирный сгусток будет в тонусе...
Некрасов демонстративно отвернулся и прикрыл глаза. Иногда он открывал их и поглядывал на Мейер, которая с интересом изучала тубус Хофмана и что-то записывала в блокнот. Металлическая болванка лежала у неё на коленях. Близкий контакт с этим зловещим контейнером нисколько её не смущал, а ведь в нём мог скрываться вовсе не антидот, а какая-нибудь ещё более смертоносная разновидности зомби-вируса.
«Эта стерва сильнее, чем кажется, - подумал Некрасов.
– А ведь она и в самом деле могла прострелить Кимычу череп. И глазом бы не моргнула, разве что прикрылась дабы не забрызгаться».
Некрасов поёжился и попытался отвлечься от унылых мыслей, но они всё вертелись и вертелись в его голове как назойливые мухи над плошкой мёда. Как не гони — всё без толку.
– Гнусное у них существование, - сказал он, не поворачиваясь к Зараза.
– Они ничего не помнят и ничего не чувствуют. Не хотел бы я оказаться на том месте, про которое ты сказал.
4
– Сейчас на шоссе выберемся!
– сказал Петрович.
– Этот участок знаю плохо, возможно будут заторы из автохлама, тогда придётся расчищать дорогу рылом.
– На твоё усмотрение, - бросила Мейер.
– Только постарайся не встать. Нам надо быть на пристани до наступления темноты.
Некрасов согнал с себя остатки дремоты и покосился на Мейер.
– Надеюсь, ты не собираешься вскрывать этот контейнер прямо здесь?
– спросил он.
– Для этого существует лаборатория, - отозвалась женщина.
– Контейнер сделан на заказ. Здесь написано «Дункельхайт» — значит, это то что мы искали.
Глаза её блестели азартом, но лицо было абсолютно бесстрастным. Если эта женщина что-то и чувствовала, то отлично скрывала свои эмоции от посторонних.