Яд минувшего
Шрифт:
Ни свихнуться, ни сдохнуть до победы Алонсо себе позволить не мог, значит, он не свихнется и не сдохнет. А то, что добыча прячется чуть ли не в самой середине вражеских построений, не беда, достанем.
Где он и что и зачем творит, Алва осознавал полностью, и при этом от него не осталось ничего, кроме спелёнатой холодом боли и рассудка, пока еще живого. Привычное к передрягам тело действовало безупречно. Бережно, но быстро направляло жеребца вниз по склону, подавало знак эскорту, вглядывалось в разрыв между своими, для начала своими, пехотинцами…
Пора. В правой руке поводья сменяются клинком, ноги отдают нужный приказ, и ставшие единым целым человек и конь несутся
Яростно ржет, заводясь на скаку, Лирио, но это кстати; впереди блестит вода, бьет по глазам ядреная болотная зелень. Прыжок через ручей и дальше диким галопом по затопленному войной и солнцем полю. Те, кто мелькает по сторонам и мгновенно исчезает позади, не нужны. Это люди, но могли быть и камни, и деревья… Они есть, их нет, они не важны, сами не лезут, не мешают, и ладно.
Взгляд выискивает и безошибочно находит дорогу. Лирио рвется изо всех сил, вытягивается почти в струну, огибает очередную толпу паонского сброда, и на пути встает шеренга белых с золотом всадников. На одинокого чужака имперцы смотрят сперва с любопытством и удивлением, потом начинают беспокоиться, но осознать происходящее не успевают, а смерть уже рядом.
Ближайшие двое. Левый лишь тянется к ольстре, правый уже ухватился за эфес, только поздно. Мориск привычно чуть укорачивает шаг, чтоб хозяину было сподручней, клинок очерчивает сияющий круг, во все стороны брызжет кровь. Тела неудачников еще падают, а Лирио уже проскочил дальше, и словно бы чужое сознание бесстрастно отмечает – вот она, цель. Добрался.
Ветер шевелит полотнище с синим павлином и золотыми розами, под ним несколько пестро-блестящих господ да свора господ поскромнее-помельче. Таращатся на вынесшийся из ниоткуда смерч, кто-то тычет вперед подзорной трубой… Сзади накатывает знакомый рев. Молодцы парни, вовремя догнали. Теперь не нужно прорываться, и выбирать не нужно, так что, друг мой гривастый, помедленней, хозяину нужны все.
Галоп Лирио становится короче. Кинувшаяся спасать начальство охрана сшибается с подоспевшими эгуэстрос. Не осилят, куда им… Это так странно – рубить наотмашь, не чувствовать отдачи и при этом видеть, как некто в вороненых доспехах крутится посреди гайифского птичника, рассыпая смертельные удары, серебристый мориск, чем может, помогает хозяину, а рядом мелькают родные синие плащи.
Он не может этого видеть, он это видит. Как? Потом, все потом! А «павлины» не были готовы к встрече с таким зверьем чуть ли не в середине своих порядков, они чувствовали себя в безопасности. И умирали, не успев узнать, кто принес им смерть. Жаль, лучше бы поняли, особенно вот тот, с орденской цепью… Кавалер Большой Паонской Звезды бесславно и безропотно отправляется в Закат, к тварям, зато осанистый полковник шарахается за флагшток. Прикрыться знаменем – это так по-имперски…
Лирио сносит сразу двоих, и знаменщика-часового, и труса, наперерез выскакивает кто-то тощий в белом! Развернуться, насадить на острие, оглянуться в поисках следующего… Что, все? Так и есть – последняя жертва, какой-то адъютантик, соскальзывает с клинка и валится вниз, подведенные на паонский манер, уже незрячие глаза таращатся на полуденное солнце. Вокруг только свои, зато дальше…
Пехотные командиры гайифцев, поначалу обалдевшие от столь наглого вторжения, похоже, очнулись. Зашевелились и начали смыкаться ближайшие баталии, затрещали первые выстрелы, но прорубаться сквозь чужие ряды Алонсо больше не
Идти лучше там, где тебя не ждут. Выкинуть зрительную трубу было несусветной глупостью, но то, что путь назад перекрыт, видно и так, а вот впереди проход еще остается. То ли не успевают, то ли медлят со страху.
Трепануть по шее коня, бросить подоспевшему адъютанту:
– Зови!
Переливчатый алвасетский свист разрывает шум боя, не додравшийся Лирио встает в свечку и коротко, громко ржет, дескать, вперед, за мной! Ну давай, дружище… Жеребец легко перемахивает расфуфыренные трупы, походя топчет чужое знамя, не нарочно, но так Великому Павлину и надо.
Эгуэстрос, на ходу подбирая немногих своих раненых или спешенных, мчат за вожаком. Сине-зеленые баталии сдвигаются, но медленно, мушкеты раз за разом выдыхают дым, свистят пули, но свою ты никогда не услышишь, только чужие.
Вновь ставшее горячим солнце уходит за спину, в лицо бьет ветер. Хорошо, что он вернулся, как и запах дыма, грохот копыт, треск выстрелов… Когда война вдруг перестает кричать, становится жутко.
4
По-настоящему сломать вражеский строй и в этот раз не получилось, но отбросили «павлинов» изрядно. Смешав ряды, сине-зеленые убрались на «свою» сторону ручья, и теперь имперские офицеры спешно наводили порядок в упавших духом баталиях.
У талигойцев с духом к полудню выровнялось, но отдых требовался и им, да и насчет порядка… В последнем натиске рота Хейла, слава Создателю, в толпу не превратилась, но позлился и поорал капитан изрядно, а некоторых особо дурных пришлось и затрещинами в себя приводить. Ничего, опомнились, но вот ведь насмешка какая – в этой битве больше приходилось своих гонять, а с имперцами хорошо, если полудюжиной ударов обменялся. Даже непонятно, убил кого или так… подранил. Пожалуй, того тощего сержанта с алебардой получилось приложить как следует. Сначала по локтю, а потом и в бок достать – ну невзлюбил с некоторых пор Стивен алебарды и их обладателей. Потом был пикинер без пики, зато с тесаком, но этот как-то быстро канул за спины товарищей…
– Ты как? – Варден, о котором Хейл уже начинал беспокоиться, вывалился откуда-то слева и теперь созерцал командира, словно мерку снимал. – Живой?
– Похоже на то, – хмыкнул Стивен, вытирая пот с лица и одновременно размазывая по нему же пороховую копоть.
– Не врешь? Выглядишь, прямо скажем, не очень.
На такое можно лишь отругнуться, и Хейл отругнулся, заодно убедившись, что не сорвал на своих остолопов голос. Проверить по-быстрому, не случилось ли в горячке боя чего незамеченного, правда, тоже решил. Голова, шея, плечи, руки, торс, ноги… Вроде бы цел, хотя крепкая кожаная куртка на плече и продрана. Спасибо, сама рука в порядке… Кто и когда сумел зацепить, и вообще, имперцы это или свои в толчее, было решительно непонятно. Ладно, это не так уж и важно, раз собственная шкура даже не поцарапана.
– Не вру, – подвел итог капитан. Пересохшее, нахватавшее пыли горло напомнило о себе; чтобы его промыть, пришлось выхлебать последнюю воду из фляжки. – Уф, хорошо! Давай, что ли, потери прикинем…
Варден не возражал, но судьба в лице начальства распорядилась по-своему. Приказ немедленно явиться к полковнику передал один из полковых барабанщиков, видать, никого другого под рукой у Пуэна не оказалось. Выпалив, что велено, гордый своей важностью и нужностью юнец развернулся и помчался назад, пришлось оставлять Вардена приглядеть за ротой и лезть следом.