Шрифт:
1. Привет
– Мой принц, – генерал Обзоу влетел в малую столовую и замер на положенном расстоянии.
Быстрый кивок и ожидание разрешения говорить. Обычно между молодым наследником Элийской империи и почтенным генералом, служившим еще его деду, не было условностей, но на официальном завтраке присутствовал в том числе городничий Актаны, старый лис Хесо Шами, а при нем лучше соблюдать приличия. Обзоу молчал, всем своим видом показывая, что не желает говорить при дархане.
– Доброе утро, генерал, – твердые губы Рэма Родэна тронула едва заметная улыбка, – Мне уже передали, что благодаря вам
Обзоу в очередной раз выразительно покосился на дархана Шами, и Рэм едва заметно кивнул. При нем. Пусть послушает, как имперская армия расправляется с мятежниками, и передаст тому, для кого эта информация будет очень болезненной. Что городничий Хесо это сделает, Рэм не сомневался. За пять лет, которые он был наместником императора в Аркате, он твердо усвоил только одно. Его ненавидели все дарханы без исключения. И все они так или иначе были связаны с джадами Свободы, мятежниками, чинящими беспорядки по всему Аркату. Даже маленький ребенок, не задумываясь, перережет ему глотку, если представится такая возможность. Но Родэн старался ее не предоставлять. Пока что получалось.
Обзоу сел напротив Рэма, рядом с городничим, и несколько секунд следил за рабыней, проворно ставящей перед ним приборы.
– Два дня назад мы наконец настигли в горах Малика Смелого, мой принц.
На бесстрастном лице Родэна не дрогнул ни один мускул, он лишь впился синими глазами в городничего, который начал увлечённо ковырять бобы в своей тарелке.
– Они заняли целую деревню в ущелье. Почти двести бойцов, с ними их женщины, даже дети. Сражение вели неделю. Горная местность, сами понимаете… Но все-таки взяли. У них убитыми сорок восемь, раненых двадцать пять. Это те, что доехали сюда живыми. У нас погибшими двадцать один гвардеец. Раненых пятнадцать. Двое тяжело.
– Малик? – коротко спросил Рэм.
– Убит, мой принц, – генерал не смог скрыть досады.
Родэн тоже недовольно скривился, живой он был бы гораздо полезней. Что ж, его могли и свои прирезать, когда поняли, что дело плохо.
– Все мужчины доставлены в крепость. Сейчас в нижнем ярусе под конвоем. Женщин отправили на невольничий рынок. Будет объявлено, что они получают рабский статус за неповиновение Империи и пособничество к мятежу. Женщин с детьми младше семи лет оставили во дворце и крепости прислугой, как вы приказывали.
– Да, сегодня же базарный день, – пробормотал Рэм, задумавшись. Какая-то мысль вертелась в голове, билась, не давая покоя, но он все не мог ее уловить. Беспокойство, что он упускает что-то важное.
– Женщины, – медленно протянул Родэн, поигрывая столовым ножом, – А среди них были наложницы Малика, или может быть жена?
– Была одна наложница, – Ответил Обоуз после недолгого размышления, – Шипела словно кошка. Пришлось даже связать.
– Хочу познакомиться, – холодная улыбка расцвела на лице принца, – Где она?
– Как и все остальные, на рынке. Может и продали уже. Дикая, но красивая. Сами знаете, здесь таких ценят.
Рэм вскочил из-за стола тут же, сам до конца не понимая, зачем ему нужно увидеть девку Малика. Она конечно может что-то знать о верхнем совете мятежников, но шанс очень мал. Дарханы видели в женщинах лишь способ получения удовольствия и возможность продолжения рода. Ни один дархан не стал бы обсуждать дела со своей наложницей. Но интуиция, которой Родэн привык
– Значит поедем на рынок, генерал, – кинул Рэм через плечо старику Обоузу, только приступившему к поеданию рыбного пирога, – Прошу простить меня, ханы.
Родэн коротко кивнул городничему, казначею и двум членам городского совета, которые моментально подскочили и ответили глубоким почтенным поклоном чуть ли не до пола.
Генерал тяжко вздохнул, мысленно прощаясь с аппетитным завтраком, и поспешил за своим принцем.
***
– Принц…Родэн…Элиец….
Стоило Рэму ступить на рынок, как бурлящее жизнью, шумное, потное сборище замерло, а потом пошло тихой шипящей рябью. Толпа расступалась перед ним, образуя живой коридор, головы, обернутые белыми платками, склонялись тем ниже, чем ближе он был к их хозяевам. И тишина. Ни приветственных криков, ни возмущенных возгласов. Напряженное безмолвие, нарушаемое лишь ржанием мулов, криками петухов да шипением в задних рядах: «Элиииец». Что змеи, зло подумал Рэм. Ядовитый народ.
– Мы отдали женщин хану Кинаву, – сказал Обоуз, наклоняясь к Родэну, – Его помост в самом конце, за лавками с шелками.
Рэм кивнул и потянул поводья коня вправо. Еще несколько минут плутаний по заполненным улочкам огромного базара, и за поворотом показался помост, на котором стояло с десяток практически обнаженных женщин. Рабские ошейники, пока без гербов хозяина, недвусмысленно сообщали об их плачевном положении. Глаза, устремленные прямо перед собой, пустые, бездушные. Все как одна. Мясо. Торги только начались, раз на помосте были лишь молодые. Рабынь для утех всегда продавали первыми. Толпа мужчин внизу жадно ощупывала масляными взглядами едва прикрытые тела. В Аркате даже оголение руки выше кисти у порядочной женщины считалось позором, так что многие приходили на невольничий рынок и просто посмотреть на юные доступные тела подневольных девушек. Торг шел бойко, крики, сотрясание в воздухе кошельков с монетами, споры между покупателями, даже легкие толчки. Но все это стихло, стоило Рэму приблизиться.
Хан Кинав, первый заметив императорского наследника, чуть не распластался по помосту в подобострастном поклоне.
– Мой принц, какая честь… – торговец замялся, не зная, что дальше сказать и не понимая, чем обязан высокому вниманию. Все знали, что элиец не покупает рабов. Еще один повод презирать пришлого щеголя.
– Это женщины, захваченные в ущелье? Продал уже кого-нибудь? – поинтересовался Родэн, внимательно разглядывая безучастных рабынь.
– Да, мой принц, они. Торги только начались, – Кинав все стоял, склонившись в три погибели для верности.
– Какая из них? – тихо спросил Рэм, наклонившись к Обоузу.
– Я …я не могу сказать. Не разглядывал. Она в платке была, брюнетка, молодая.
– Они все брюнетки, – фыркнул недовольно Рэм, потом повернулся к девушкам и громко спросил.
– Кто из вас шлюха Малика?
Тишина. Все те же взгляды, направленные в пустоту. Ох уж, это местное упрямство. Рэм устало закатил глаза. Каленым железом жги их сейчас, будут только бормотать о смерти во благо Великого Солнца. Хорошо, что он чувствует явную ложь. Спустился с коня и взлетел на помост. Пора быстрее кончать с этим. Солнце уже в зените и печет нещадно. За столько времени, проведенного в этой бездушной пустыне, он так и не привык.