Яд в крови
Шрифт:
Они очутились возле дома, окруженного с трех сторон молодыми, но уже достаточно высокими елками. Никита уверенно поднялся на открытую веранду, завернул за угол. Туда выходило два больших окна, занавешенных плотными шторами. Полотнище одной из них чуть-чуть, всего на какой-то сантиметр, не доходило до стены.
— Взгляни сюда! — велел Никита. — Зачем он запалил столько свечей? У него же есть электричество.
Толя увидел в щелку множество язычков желтого пламени. Свечи стояли в подсвечниках и железных плошках на голой поверхности закапанного воском стола. Ему показалось, будто кто-то застонал и пробормотал что-то
— Там происходит нехорошее. Понимаешь, этот тип знал мою Манечку. Нам обязательно нужно попасть в дом. Но как это сделать без шума?
— Я видел на веранде дверь. Кажется, она до половины стеклянная, — сказал Толя. — Можно разбить стекло и зайти. Но это… это преступление.
— Ну и черт с ним. А вдруг там на самом деле она? Может, он похитил мою Манечку и заставляет ее силой жить с ним?..
Дверь, о которой говорил Толя, оказалась незапертой. Они очутились в большой темной комнате, а поскольку их глаза давно привыкли к мраку, без труда разглядели ее странное убранство.
Противоположная двери стена была вся в стеллажах, на которых стояли гипсовые головы одинакового размера. Приглядевшись внимательней, можно было понять, что они изображают одного человека, но скульптору удалось запечатлеть различные выражения его лица.
Голова гневалась и пронзала смотрящего на нее взглядом-кинжалом выпуклых белых глаз или же саркастически усмехалась, кривя рот в презрительной гримасе. Либо, оттопырив нижнюю губу, выражала ничем не прикрытое презрение.
— Это он сам себя изобразил, — шепотом пояснил Никита. — Похож. Очень даже похож. Тс-с, слышишь?
Они замерли. Из глубины дома донесся отчетливый стон. Мужской голос сказал:
— Ты давно должна была умереть. Какая ты живучая. Из тебя вышло несколько литров крови. Ритуал преображения закончен. Эй, Магдалина, подними голову и посмотри на меня. Вот так. Ты теперь настоящая языческая святая. Я уготовил тебе бессмертие, и ты должна благодарить меня за это.
— Отпусти меня домой, — донесся слабый голос. — Ты обещал отпустить меня домой.
Никита, вскрикнув, сорвался с места и бросился на этот голос. Толя бежал за ним. Узкий коридор упирался в двустворчатую дверь, которая была слегка приоткрыта. Никита распахнул сразу обе створки, и Толя увидел из-за его спины лицо в маске и обнаженный мускулистый торс. Он видел, как Никита схватил со стола подсвечник с тремя свечами и швырнул им в человека в маске. Человек издал громкий вопль и закрылся обеими руками. По его потной груди бежали быстрые струйки темной крови. Никита поднял высоко над головой другой подсвечник и, прицелившись, кинул им в мужчину. Тот рухнул на бок, перевернулся на спину и затих, широко раскинув руки.
Толя огляделся. Комната представляла собой жуткое зрелище. Повсюду, даже на стенах, была кровь. Обнаженная женщина, привязанная к большому деревянному кресту, была вымазана кровью с ног до головы. Но эта кровь, судя по всему, принадлежала не ей — в двух шагах на узком столе лежала другая женщина, тело которой было багровосиним. С кончиков пальцев свисавших до самого пола рук капала кровь. Толя склонился над женщиной. Она еще дышала. Как будто он уже где-то видел ее, хотя был уверен, что никогда раньше не встречал. Она открыла глаза.
— Я ухожу туда, — очень тихо и медленно сказала женщина. — Скажи…
Он долго не мог оторвать взгляда от ее навечно застывших больших зеленых глаз. В них была радость, а не боль. Такую же радость видел он в глазах святых великомучеников, изображенных на иконах и картинах на библейские сюжеты. Он осенил усопшую широким православным крестом, сложил ей на груди руки и закрыл глаза. У нее были обожженные, опухшие веки, в ресницах застыли капельки воска.
Между тем Никита успел развязать и размотать веревки, и женщина (это была его Манечка) упала к нему на руки. Он сорвал с окна штору, бережно укутал в нее дочку. Но она продолжала дрожать, и Толя слышал, как стучат ее зубы.
— Успокойся, родная, все в порядке и я с тобой. Ты здорова? Что он с тобой сделал? Как я не догадался раньше, что ты рядом! Прости меня, доченька, прости, родная…
Толя видел, как зашевелился лежавший на полу мужчина в маске.
— Его нужно связать и сдать в милицию. Но я не могу наклониться из-за спины. Давай подержу твою дочку.
Никита передал Толе завернутую в штору Маню. Она была легка, как перышко. Прижимая к себе костлявое, судорожно вздрагивающее тело, он снова подошел к столу, на котором лежала умершая женщина. Ему вдруг стало жаль это некогда красивое и еще молодое тело, которое, как он был уверен, в милиции подвергнут унизительнейшей из процедур — вскрытию. Он слышал от кого-то, что они делают так всегда, даже если причина смерти не вызывает сомнений.
— В милицию заявлять не будем — я не хочу, чтобы мою дочь мучили всякими допросами, — проговорил Никита, срывая со связанного им человека маску. — Да, это он, этот так называемый скульптор. Негодяй. Я, оказывается, выбил ему подсвечником передние зубы. Черт, он их вставит. И в тюрьме надолго не задержится. Я сейчас убью его сам, и Господь простит меня за это.
— Папа, папочка, не делай этого. Они тебя засудят. Знал бы ты, что я пережила… Я умру, если тебя посадят в тюрьму. — Она заплакала. — Папочка, отпусти его. Пусть лучше его накажет Бог. Он обязательно накажет его за все, что он с нами сделал.
— Этот негодяй заставлял тебя с ним спать? — спросил Никита дочку.
— Да. Но поначалу… поначалу я сама этого хотела. — Девушка закрыла от стыда глаза. — Потом, когда поняла… поняла, какой он… злой и гадкий, я… В общем, он стал привязывать меня к кресту и насиловать. Это было так ужасно. Я молила Бога, чтоб он послал мне смерть. Папочка, отпусти его и не заявляй в милицию. Я умру, если придется рассказывать кому-то в подробностях, что он со мной делал. Господи, прошу тебя…
— Успокойся, моя девочка. Я знаю, как мы поступим. Я скажу соседям и в милиции, что ты сбежала с парнем из Москвы, а потом сама вернулась домой. Но вот как поступить с ним?.. — Никита задумчиво смотрел на крепко связанного веревками мужчину на полу. — Если мы сдадим его в милицию, он наверняка назовет им твое имя. Еще эта мертвая женщина…
И тут Толя вспомнил про слова, которые произнесла перед смертью эта несчастная. Невероятная мысль пришла ему в голову. Она была настолько невероятна, что он не сразу смог выразить ее словами. Когда Никита взял на руки дочку, Толя тихо сказал: