Ядерная ночь. Эвакуация.
Шрифт:
«Ну да, почти во всех деревушках в этих краях едва ли половина домов обитаема, так что только в пустующих можно не одну сотню человек разместить. А если освоить те, которые под дачи купили, то и несколько тысяч. Тесновато, конечно, но всё лучше, чем в палатках или в чистом поле. Другой вопрос, где еду на всех взять? И чем эту ораву занять?»
— Ну как тебе? — словно поняв, о чём я сейчас думаю, спросил Виталик.
— Неплохо. Сколько народу от шоссе перебралось?
— Меньше, чем нам бы хотелось, но больше, чем ожидали. Здесь пока только строительно-ремонтные «ватаги».
— А
— До нормальных бригад им как до Китая на одной ножке, — пояснит Сибанов. — Энтузиазма полно, а навыков не хватает. Стоцкий вчера чуть с катушек не слетел. Представляешь, наши надыбали где-то рубероид, он отрядил народ крыши латать…
— Ну и? — Трагедия архитектора пока была непонятна.
— Не нукай, лучше слушай! Короче, на пяти из семи домов рулоны раскатали вдоль ската и прибили гвоздями-«двухсотками» встык!
— А трагедия-то в чём?
Виталий удивлённо уставился на меня:
— Ты придуриваешься или и вправду не понимаешь?
— Алё, где я и где строительство? Это ты, пока ваши хоромы возводили, наблатыкался, а мне что вдоль склона, что поперёк…
— Ската, — поправил меня Вован.
— А мозг включить? — поинтересовался Виталик.
— А надо? Вы мне тут строительный техникум не изображайте — скажите сразу, в чём подвох, и перестаньте долбить клювами темечко!
— Ладно, ладно, — миролюбиво развёл руками Сибанов. — Для «technically impaired» [9] поясню на пальцах. Рубероид всегда кладут вперехлёст, если не на скорую руку и не в одно лицо, то горизонтальными полотнищами, а уж про прибивание такого материала «двухсотками», я думаю, ты сам поймёшь.
9
«Технически ущербный» (англ.) — здесь Сибанов каламбурит в стиле политкорректности. В США в настоящее время считается неполиткорректным использовать слова, могущие, как считают борцы за политкорректность, оскорбить человека, и вместо «слепой» (blind) говорят «с ограниченным зрением» (visually impaired). А такие слова, как «идиот», «дебил», «недоумок», заменяются на «ментально ограниченный».
— Ну вот! А то накинулись, как вороны на тушу… Я так понимаю, теперь всё переделывать придётся?
— Правильно понимаешь.
— Лиха беда начало… — философски отреагировал я на обстоятельства. Несмотря на весь ажиотаж, тратить время и нервы на проблемы строительства я не собирался, а перешёл к более насущным для меня вопросам: — А чего это Андрюха за нами тащится? Я думал, он у наших останется.
— Он теперь твой прикреплённый водитель, — не отрывая взгляда от раздолбанной дороги, сказал Виталик.
— А я, типа, сам машину водить разучился?
— Нет, конечно, не разучился! Но одному ездить не стоит.
— С фига ли? Или я, по вашему мнению, и стрелять тоже разучился?
— Не надо тут всё кипятком обливать, Вася! Андрюха — парень надёжный и хваткий. А два человека — это уже экипаж!Или ты решил всё-таки ставку на массовый
— Нет, работать по плану куда легче и безопаснее.
— Вот видишь! — хлопнул ладонью по рулю Виталик. — Надо с себя начать, а потом уже других загонять железной рукой к счастью!
— А вот утрировать не надо! Просто я, знаешь ли, не ожидал, что так быстро обзаведусь персональным водителем.
— Ладно, проехали…
Впереди показался подпрыгивающий на ухабах трактор с прицепом. В кузове последнего, судорожно вцепившись в борта, сидело человек семь.
— Виталь, а что это народ без масок? — обратил я внимание друга на вопиющее нарушение правил радиационной безопасности.
— Так противогазов на всех пока не хватает. Вояки обещали по сусекам поскрести, но…
— Прижми их, — оборвал я его.
Несколько раз посигналив, Виталик обогнал «деревенский автобус» и, вырвавшись на пару десятков метров вперёд, остановил джип поперёк дороги.
— Я на минутку, — натянув на лицо противогаз, я выскочил из машины.
Сопровождаемый удивлёнными взглядами пассажиров, я подошёл к трактору и стянул с лица противогаз:
— Что, жить, граждане, надоело? Почему без масок?
— Так где ж их взять-то? — после долгой паузы ответил средних лет мужичок с типичной внешностью сельского жителя — обветренное лицо, испещрённое морщинами, незатейливая цветастая рубаха под потёртым серым пиджаком, под ногтями левой руки, которой он держался за борт, — невыводимая чёрная кайма.
— Что, и респираторов нет?
Мужик развёл руками.
— Из ткани сделайте — всё лучше, чем ничего. Только стирать каждый день не забывайте! С такими вещами не шутят! Наглотаетесь радиоактивной пыли и сами ходячими рентгеновскими аппаратами станете.
После услышанного народ зашевелился, многие полезли в карманы, а одна женщина — по облику явно городская, стремительно достала из небольшой сумочки упаковку одноразовых носовых платков и принялась раздавать их соседям приговаривая:
— Возьмите, возьмите! У меня ещё есть!
«Молодец тётка — быстро сориентировалась!» — мысленно похвалил я её и, снова надев противогаз, зашагал к машинам.
— Ну что, провёл воспитательную работу? — хмыкнул Сибанов, стоило мне разместиться на сиденье.
— А то! Я ведь не просто так шухерю: пыль — это, пожалуй, самая хреновая хреновина в нашем случае. Наведённой радиации в наших краях пока взяться неоткуда, а вот осадки… Ты понимаешь, что то, что внутрь попало — уже никуда оттуда не денется?
— Ну да, — Виталик посерьёзнел. — А когда они от лучевой болезни или от рака загибаться начнут — уже поздно будет, так?
— Верно, — подтвердил я опасения друга. — Что стоим-то? Поехали!
«Вот это да!» — единственное, что пришло мне в голову, когда наши машины въехали в Думаново. За неполные сутки посёлок преобразился, полностью подтверждая старинную пословицу про жареного петуха и ягодичную мышцу.
Убежища уже не выглядели сляпанными на скорую руку времянками — вместо чахлых навесов возникли гораздо более продуманные сооружения на базе трейлеров, собранных, очевидно, по всему шоссе.