Ядерные материалы
Шрифт:
Звякнули стаканы. Затем собутыльники, спотыкаясь и падая, разделись, и через считанные минуты до Каменцева долетел отчаянный храп.
Храпели в унисон, но, когда дуэт распадался и один из собутыльников замолкал, собираясь с новыми силами, другой вел на последнем дыхании высокую партию, что, обрываясь, тотчас подхватывалась вновь зачинаемой низкой.
Выждав с полчаса, Каменцев спустился на первый этаж, неся в руке башмаки и осторожно ступая по деревянной лестнице.
В комнате, где спали уморенные водкой дачники, горел свет. На полу валялась разбросанная форма.
Светил
Преисполнившись отваги и, одновременно, жгучей ненависти к храпящим подонкам, Каменцев, углядев в углу прихожей топор, поставил его у двери комнаты, поближе к себе, скинул гражданскую заимствованную одежду и быстро переоделся в форму подполковника.
Воспользоваться ударной силой обуха - очнись кто-либо из спящих - слава богу, не довелось: менты почивали беспробудно и самозабвенно, как медведи в зимней берлоге.
Он забрал бумажники, набитые крупными рублевыми и долларовыми купюрами, прихватил удостоверения, ключи от машины, а затем, выключив телевизор и свет в доме, вышел во двор.
В темноте тускло отсвечивали лужи. Уплывал в мглистую черноту неба дым из намокшего ржавого мангала.
В прогалине разомкнувшихся туч выступил бок огромной луны, озаривший густо летящую морось.
Полыхнула над огородами молния, осветив на миг фотографическим светом качающиеся под ветром подсолнухи и дрожащую листву яблонь.
Он завел гаишную машину и покатил к трассе.
Проехав с полсотни километров, свернул, ориентируясь на указатель, к областному центру.
Машину бросил на стоянке у вокзала.
Два патрульных сержанта с автоматами, покуривавших у входа в зал ожидания, небрежно козырнули ему.
Через пять минут Каменцев, стоя у вагонной подножки, уже кокетничал с проводницей, отлучившейся из вагона за водкой. А вскоре сидел в ее купе в компании собравшихся, дабы отметить чей-то день рождения, раскрасневшихся от выпитого железнодорожных дам: мужиковатых, с широкими бедрами, толстенными ляжками и гостеприимными грудями.
В купе душно пахло дешевой парфюмерией и горячим женским потом.
Дамы уговаривали его - офицера милиции, следующего в срочную командировку, - непременно с ними выпить и уверяли со смехом, что с пути ему все равно не сбиться, и если, мол, развезет, то его все равно довезут.
Пришлось пригубить рюмку, закусив огурчиком и копченой куриной ногой.
В полночь поезд прибыл в Москву.
Остановив "левака", Каменцев покатил в Сокольники.
Машина проехала мимо злополучного места, где некогда, в иной, как казалось теперь, жизни, произошла у него стычка со злополучными патрульными; далее узрелась знакомая белая башня родного дома, куда уже не было возврата и где его никто не ждал... Кроме засады разве.
Сейчас же он направлялся по тому адресу, который едва ли мог быть известен розыскникам.
Впрочем, теперь Каменцев не особенно их и боялся. Отныне в московских капиталистических дебрях беглый преступник, не проявляй излишней криминальной
Огромный город, заполоненный пришельцами со всей страны, лишенный прежнего полицейского контроля над населением, признавал только одну власть власть доллара, и с ним, зелененьким, можно было спокойно существовать, находясь и во всероссийском, и в международных розысках. Главное - с трезвой головой, а если с нетрезвой - то исключительно за замками дверей собственного дома.
Эту истину Каменцев уяснил лучше некуда.
Не без труда припомнив комбинацию цифр, он нажал кнопки кодированного замка на тяжелой стальной двери и вошел в парадное старого московского дома, досадуя, что не позвонил из метро в спасительную, как он полагал квартиру, где жила его подруга Надежда.
Они познакомились лет пять назад - Надя, профессиональная переводчица, некогда окончившая аспирантуру университета, давала уроки английского, и Каменцев был одним из ее малочисленных учеников.
С уроками дело у Надежды не заладилось: педагогом она была неважным, да и конкуренция знатоков новомодных методов и всякого рода специальных программ отбивала значительную часть клиентуры, а потому попросилась она на работу к Камен-цеву, но и в его фирме продержалась тоже недолго, не имея ни малейшей склонности ни к бизнесу, ни к привычке корпеть день-деньской на службе.
Жила Надя за счет "спонсоров" - в основном иностранцев, нанимавших ее время от времени то в качестве переводчицы, то дамы сопровождения, а то и попросту шлюхи. Правда, шлюхи дорогой и капризной - Надежда была амбициозна, цену себе - эффектной, стройной брюнетке - знала, и уж если ложилась с кем-то в постель, то либо по взаимной симпатии, либо по крупному расчету.
Они были друзьями: Каменцев едва ли не каждый день заезжал к ней на чашку кофе, она же, всецело доверяя его советам, обсуждала с ним нескончаемые несуразности личной жизни, и через год знакомства они стали близкими людьми, причем - без постели, хотя однажды Каменцев все-таки Надежду соблазнил, чему впоследствии и сам был не рад: все получилось быстро, скомканно и в общем-то, можно сказать, никак.
Он был смущен, раздосадован, а она, чмокнув его в лоб, сочувственно обронила: "Знаешь, нам, пожалуй, лучше без этого... Мы же с тобой два закадычных приятеля, а потому это похоже на какой-то гомосексуализм..."
Ему оставалось лишь тяжко вздохнуть, отведя глаза...
Каменцев позвонил в дверь.
– Ты?!.
– Она, тряхнув головой, словно после дурного сна, изумленно моргала, глядя на него как воистину на милиционера, пришедшего с обыском.
– Я, я, - торопливо произнес он.
– Ты одна?
– Входи.
– Она пропустила его в прихожую. Затем, всплеснув руками, сказала обреченно и весело: - Ты сбежал!
– Да, - в тон ей отозвался он.
Она кинулась к нему на шею, обхватив щеки ладонями, крепко поцеловала в губы. Затем, сняв с Каменцева фуражку, провела рукой по коротко остриженным волосам.