Ядовитая кровь
Шрифт:
Ноги почти не держали Приблуду, когда Волк вывел его из балки.
Стриж сидел на вершине холма, держа на коленях саблю и осторожно полируя ее лезвие куском кожи. На Волка с Приблудой он даже не оглянулся.
Приблуда глубоко вдохнул горьковатый воздух, закашлялся.
– Ничего, – сказал Волк, – у всех так бывает по первому разу. Когда смотрят. Потом по первому разу, когда сами пытают. Получается, правда, не у всех. Я вот так и не научился. А Чугайстр... У него учителя были хорошие, в Кафе, в Бахчисарае, даже в Царьград, говорят, возили его, как в плен взяли.
Приблуда осторожно высвободил руки и сел. Волк сел рядом.
Солнце опустилось уже почти к самой земле, тени козаков далеко вытянулись по рыжей, выжженной земле.
Волк посмотрел вверх, прикрыв глаза рукой от солнца.
– Я Синице завидую, – сказал Волк. – Он умеет летать. Рассказывал, что живет только от полета до полета. Не любит по земле ходить. Когда-нибудь... Когда-нибудь он не сможет превратиться в человека...
Волк вдруг засмеялся.
– В человека... – повторил он со странной интонацией. – В человека!
Волк наклонился к уху Приблуды:
– Ты думаешь, я человек?
– А кто? Ты – характерник.
– Характерник... Вы молодцы, придумали название и успокоились, вроде как вопроса больше и нет. Ты слышал такое слово – маах'керу?
– Нет... – ответил Приблуда.
– Запомни его. Мы уже привыкли, а кто-то другой из наших... тот же змей... обидится. Маах'керу. Повтори.
– Маах'керу, – медленно произнес непривычное слово Приблуда.
– Молодец! – похвалил Волк. – И батька твой – молодец. Он ведь саблю тебе посеребрил?
– Он.
– Жаль только, что может не пригодиться. Хотя... Степной Орел может не ожидать, что мы привели тебя... Может не ждать. Змей будет впереди, чтобы убить, испугать... Маах'керу трудно убить. А серебро... серебро помогает. Сумеешь достать змея саблей – все может и по-другому сложиться. Главное – не робей.
От балки донесся крик – словно зверь кричал, получив смертельную рану.
– Зачем они...
– Зачем? – переспросил Волк. – Правдивость проверить нужно. Вначале – без пытки, с угрозами. Я ведь его дружка не просто убил – рвал медленно, заодно и поел. А татарин лежал и ждал, когда его очередь наступит. Если бы я его не напугал, Чугайстру еще дольше возиться бы пришлось. Потом наступает очередь обещаний. Кому жизнь, кому облегчение... А уж потом – проверка болью. Если врет пленный – то от страха и боли люди врут по-разному. И не могут запомнить, как врали совсем недавно. А если одно и то же говорят – значит, правда.
Татарин снова закричал.
– Козаки сейчас его про оружие в крепости, про привычки стражи, про обычаи Степного Орла спрашивают, – пояснил Волк. – Подробно спрашивают, чтобы умирать, значит, не зря. Потом, когда выжмут татарина досуха, отправят кого-то, по жребию, назад, чтобы добытое не пропало. Синица или я добрались бы быстрее, но мы в жребии не участвуем. Ты – тоже. Нас некому заменить.
Некому... Некому... Некому...
– Что, дверь открыть некому? – услышал Влад, уже просыпаясь, голос Богдана. – Лейтенант, забурел совсем, старшим по званию спать не даешь?
В дверь позвонили.
«Не
– Кто там? – спросил Влад. – Я сейчас! – Щелкнул замок, открылась входная дверь. – Доброе утро!
– Участковый инспектор старший лейтенант Свиридов! – донеслось из прихожей.
– Ты, что ли, Колька? – спросил Влад, вскочив с дивана и выходя туда. – Случилось что?
Капустян отступил в сторону.
Участковый, Колька Свиридов, с которым было столько выпито за прошлый год, вид имел всклокоченный и растерянный. Он, странно раздвинув ноги, молча стоял на пороге, вроде как не решаясь посмотреть в глаза Гетьману.
– Что случилось? – повторил свой вопрос Влад, подойдя к двери.
– Мамочки, – неожиданно произнес Капустян и указал пальцем на дверь, открывшуюся внутрь квартиры. – Ни хрена себе...
Наверное, если бы кто-то набрал в кружку красной краски и плеснул ее на дерматин обивки, все выглядело бы именно так – потеки, брызги. Только не краской залили дверь квартиры капитана милиции Влада Гетьмана, а кровью.
Кровавая дорожка тянулась от двери по лестничной площадке к лестнице.
– Докуда кровь? – спросил Влад.
– До седьмого этажа. До девяносто седьмой квартиры. – Участковый снял фуражку и вытер лоб платком. – Сосед из квартиры напротив утром вышел на работу, увидел кровь, позвонил. Перезвонили мне – тела нет, сам понимаешь, только что-то, похожее на кровь. Я прибыл. Толкнул дверь – там... там, понимаешь, трупы. И кровь. И ведет к твоей квартире. Кто-то налил целую дорожку. Спустишься со мной, посмотришь?
Уже успевший натянуть штаны и свитер Богдан стоял за спиной Влада и слушал историю участкового. Капустян отступил к кухне, неуверенно, словно слепой, снял с себя фартук, который надел перед тем, как приступить к приготовлению завтрака.
– Трупы точно? – Влад осторожно переступил через потеки крови, вышел на лестничную клетку.
– Два видел сам, – ответил участковый. – Мужчина почти на пороге, женщина – подальше, в коридоре. Везде кровь.
– Там еще двое детей было, – сказал Влад.
– Пойдешь, посмотришь?.. – В голосе участкового проступили просительные нотки.
Он разве что не добавил: «Вместо меня».
– Посмотришь?
– Посмотрю, – сказал Влад.
Он спустился на седьмой этаж по лестнице, держась ближе к стене – кровь была на всех ступеньках.
– Четыре человека, – бормотал участковый, спускаясь следом за ним. – Четыре человека.
– Маах'керу, – тихо сказал Влад.
– Что? – не расслышал участковый.
– Четыре человека. В квартире девяносто семь жила семья из четырех человек: муж, жена и два сына. Трех лет и пяти. Пяти и трех.
Сосед из сотой квартиры так и стоял на пороге, не решаясь ни закрыть дверь, ни ступить на площадку.
– Вы когда увидели? – спросил Влад.
– В седьмом часу, – сосед судорожно вздохнул. – Я минут в двадцать седьмого вышел... а тут... Я, значит, позвонил... позвонил... А Семеныч мне дрель так и не отдал. Я потом смогу забрать дрель?