Ядро и Окрестность

Масленников Владимир

– Все дело в качестве движения, – сказал он наконец. – В одном случае их больше и все они короткие, в другом меньше, но длинные.

– И первый случай – война?

– Думаю, да. Ты сам как считаешь?

– Не знаю, не воевал.

– Но ты же видел ее.

– Видел, но не участвовал. Она все время шла и ехала мимо. Можно сравнить с паровозом. Пыхтит, набираясь сил, включает скорость – и позади гремят десятки вагонов.

– Согласен, накапливает тело, чтобы резко бросить вперед.

– Так

это же огромное действие. Все оно движется в одном направлении, рельсы гудят, состав режет пространство, как ножом, земля дрожит. А ты говоришь, их много и все только короткие.

– Большое как раз на виду: заняли Киев, Смоленск, подступили к Москве, а потом неожиданно откатились после нашего зимнего удара. Дробные движения, наоборот, спрятаны.

– Где?

– В солдатских буднях. Углубляют стрелковую ячейку, чистят и смазывают винтовку, прожаривают нижнюю рубаху от вшей, заступают в наряд, без дела не сидят, солдата постоянно дергает время.

– Разве это мелочь?

– Фронт растянулся от Черного до Балтики. Везде то же самое – ячейка, ход сообщения, блиндаж, бойцы заняты одним и тем же и разговоры ведут одинаковые.

– В мирной обстановке, если приглядеться, разнообразия тоже не больше.

– Люди в общем похожи друг на друга. Но этот врач, тот инженер, в школе учитель. Есть каменщик, плотник, слесарь, – профессий тьма-тьмущая. Рядовые все на одно лицо и дело. Мир больше войны, каждое отдельное движение больше.

Максим вспомнил потерянную мысль.

– Война видит ночью не сама по себе, а с помощью заводских приборов.

– Вот видишь, сделано на заводах по чертежам и схемам. Солдат упирается в свое ремесло не по бумаге.

– Сделать легче, чем знать что.

– Не что, а как, – поправил Костя.

– На первом месте что, и только потом как. Разница между войной и миром в том и состоит. Он ищет и, пока не найдет, не успокоится. Получив, позовет войну. Она для мира как палочка-выручалочка.

– А смысл поиска?

– Знание, мы ведь о нем говорим.

– Знание чего? – Костя слегка повысил голос, теряя терпение.

– Как чего! Пути. Он только этим и занят, правда, не сразу. Сначала понимание лежит на самом виду, вот как сейчас. Каждому ясно, что надо делать. Война принесла разруху, значит, впереди восстановление.

– А дальше?

– Развитие.

– Куда, в какую сторону?

– Это же не перекресток дорог, как в сказке. Время покажет.

– Хочешь сказать, что слабое место само притянет внимание?

– Да, притянет. Мир производит вещи, каждая из них требует для себя пространства. Вещей становится все больше – оно не пускает.

– Возьми да отодвинь.

– Мяч может лопнуть.

– Новая

порция вещей всегда найдет уголок.

– Именно уголок, все более тесный. Вместо сахара – сахарин, хлеб наполовину искусственный, не масло, а маргарин. Мир пользуется лишь тем пространством, которое ему отвела война. Другого нет. Всюду границы, попробуй переступи.

– Пусть твои вещи не размножаются.

– Тогда не будет развития. Страна отстанет. Ей навяжут войну.

– Это и есть его знание?

– Да, он перестает вмещать, расходится по швам, утрамбовывает лишние вещи. Те принимают уродливый вид.

– Эрзац-сахар, желудевый кофе, – проговорил Костя тихо, – но почему сразу война?

– Не сразу, просто подделок и заменителей становится все больше, и тогда от производства вещей переходят к материалу, из которого отливают войну Смахнет паутину границ. Германия обретет наконец простор. Каждый немец сможет со вкусом устроиться на Востоке.

Костя хотел возразить, но вместо этого сказал:

– Наш мир совсем другой, Россия не Германия.

– Потому и пропустила немцев до Сталинграда. Сейчас у нее внутри сердечник.

– Что это еще такое?

– Заводы, выпускающие пушки и танки. Они придают ей устойчивость, как груз, пришитый к меху.

– Жошка?

– Угадал. Но тут другая беда. К грузу нужно пространство. Они составлены в пару. Мех стелется по горизонталям. Свинец скользит вдоль нити, натянутой между верхом и низом. У России горизонталей мало из-за узкого пространства.

Костя разинул рот:

– Как же так! Посмотри на карту, шестая часть суши.

– Вот в этом все и дело. У нетронутого пространства все горизонтали перепутаны, по ним нельзя взбираться, как белка по ветвям, собирая шишки. Это как сундук с неизвестным веществом. Открой крышку – ее еще надо с большой натугой отвалить. Что найдешь? И как добудешь увиденное? Пространство ли это? Нечего удивляться тому, что плохо живем, будто бы владея горой алмазов. Мы отнесены в смешанную область, где небо едва отделено от земли. Над ней плавают туманы, различить нужное нелегко.

– Скудное?

– Нет, скорее трудное, трава пополам с песком, летом на ней растут камни, до золота копать и копать, вода должна отстояться. Одним словом, все впереслой. Привести в порядок и отделить доброе от пустого – вот что предстоит.

– Германия повержена, – не утерпел Костя.

– И волки дохнут с голоду. Немцы пойдут на поправку, заживут лучше нашего, потому что за ними просеянное и отцеженное пространство. У нас жизненное нечеткое, у них смертное регулярное. Они пришли сюда за нашим. Как и всегда, смерть ведет охоту, лежит в засаде, набрасывается, не предупредив. Ей нужна плоть. К оплате предъявляет знание.