Яков. Воспоминания
Шрифт:
Пролетку пришлось просто украсть. Видно, извозчик, воспользовавшись тем, что уже ночь и пассажиров мало, зашел в трактир пропустить стаканчик для сугреву и оставил пустой экипаж у двери. Прости, мужик, не заработаешь ты сегодня. А вот я тебе очень благодарен за твое отсутствие. Так я только украл, а будь ты на козлах, пришлось бы откровенным разбоем заняться. Но меня бы и это не остановило. Мне нужно было очень торопиться.
Я гнал изо всех сил, рискуя загнать лошадь. Ничего, главное туда успеть. Обратно как-нибудь выберемся.
Бункер я нашел легко. От Михайловской
Я бросил пролетку на дороге и добрался до бункера пешком. Тропа была торная, но экипаж бы не проехал. Дверь, к счастью, оказалась открытой. Я достал револьвер и вошел осторожно, опасаясь нашуметь. Но в следующее мгновение всю мою осторожность как ветром сдуло: из следующей комнаты раздался отчаянный крик Анны. Не помня себя, я бросился вперед, уже не заботясь о скрытности. Да она и не нужна была. Полуголый Магистр стоял перед рыдающей Анной, вжимающейся перед ним в стенку на каком-то грязном матрасе. Намерения его были очевидны и омерзительны. И честь моя не оказалась задета тем, что он стоял ко мне спиной. Этот мерзавец был не достоин того, чтобы проявлять благородство, его следовало просто пристрелить, как бешеного пса. Я тщательно прицелился и выстрелил.
Магистр вздрогнул, упал на колени и медленно повалился вперед. Анна Викторовна отшатнулась от упавшего тела и в страхе взглянула на меня, не узнавая. Но уже в следующую секунду узнала, кинулась ко мне — я едва успел поймать — обняла изо всех сил, заливаясь слезами облегчения. Я обнимал ее, прижимал к себе, утешая, целовал растрепавшиеся волосы и мокрые от слез глаза, шептал, что теперь все хорошо, и еще какие-то нежные слова, кучу нежных слов, скопившихся в моем сердце. А в голове билась лишь одно: я успел, успел, успел… Еще пять минут промедления, и… Господи, благодарю тебя, я все-таки снова успел.
Мы бы, наверное, долго стояли вот так, обнявшись, но внезапно с той стороны, где лежал Магистр, послышался стон. Вот ведь мерзавец живучий! Я был уверен, что убил его.
— Он жив! — сказала Анна со страхом в голосе.
Я прижал ее к себе, успокаивая:
— Он больше не опасен.
— Помогите… — прохрипел Магистр, пытаясь подняться, но снова падая.
Помогать ему у меня желания не было никакого. Но Анна Викторовна посмотрела на меня умоляющим взглядом, молча прося отозваться на просьбу о помощи. Разумеется, сейчас она уже не видела в нем врага, лишь страдающего от боли человека. И я сдался под ее взглядом, как и всегда.
Я перевернул Магистра на спину и взглянул на рану. М-да, шансов почти никаких у него нет. Вообще непонятно, почему он жив до сих пор. Анна Викторовна присела рядом с ним и попыталась хоть как-то помочь, используя на повязку нижнюю юбку своего платья. На белой ткани немедленно проступали ярко красные пятна.
— Лекаря позовите, изверги! — прохрипел Магистр, скривившийся от боли.
Как же, лекаря! Где я возьму
— Откуда ты узнал об этом месте? — спросил я его жестко.
Анна подарила мне неодобрительный взгляд, не отрываясь от врачевания. Моя идея допрашивать раненого ей явно не нравилась. Но у меня были к нему вопросы, на которые нужно было получить ответы как можно быстрее. Сочувствия же к этой мрази я не испытывал ровным счетом никакого. У меня до сих пор стояла перед глазами сцена, которую я застал, войдя в бункер. И при мысли об этом немедленно возникало желание добить этого мерзавца немедленно.
— Кто убил охрану? — спросил я, обращаясь к нему.
— Он застрелил их, — ответила Анна Викторовна вместо Магистра.
— Зачем? — продолжил я допрос. Магистр молчал и кривился от боли. Я добавил резко: — Говори, зачем, иначе я тебя здесь брошу! Рассказывай, если хочешь остаться живой.
— У меня приказ от человека, на которого я работаю, — выдавил Магистр.
Приказ? Я думал, он просто фанатик, охотящийся за Анной из-за ее способностей. Что происходит?
— Какой приказ? — спросил я его.
— Похитить англичанина.
Бог ты мой! Так и он, оказывается, связан со всем этим? Ну и клубок! Но Магистр уж точно не мог быть агентом Разумовского. Чьим же тогда?
— Кто приказал?
— Мой куратор, — ответил Магистр, — из полиции Санкт-Петербурга.
— Как зовут куратора? — спросил я, тревожась все сильнее.
— Я знаю только прозвище, — прохрипел Магистр, — Кромвель.
Кромвель, Его высочество милостью Бога и республики, лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии. Человек, казнивший короля. Плохо, совсем плохо. Что заложено в этом прозвище? Снова Англия? Или все гораздо хуже, и человек, взявший такое имя, угрожает Государю?
— Так ты что, на полицию служишь? — спросил я.
— Да, — ответил Магистр.
— А куда вы дели Брауна? — спросил я, возвращаясь мыслями к более насущным сейчас вопросам.
— Я не знаю, — сказал он, поморщившись от боли. — Его увез этот ваш Лассаль.
— А после этого ты здесь устроил весь этот шабаш?
— Ему больно, — с упреком сказала мне Анна Викторовна.
— Двое наемных убийц похитили химика по заданию полиции, — сказал я задумчиво. — Но зачем?
— Он правду говорит, — добавила Анна умоляюще.
Она просила за него. Просила о том, чтобы я не бросил умирающего без помощи.
— Оставим его здесь, — решил я. — А я найду способ сообщить в полицию.
— Нет, его нельзя оставлять, — возразила Анна Викторовна, поднимаясь и подходя ко мне. — Он умирает.
— Да мы его не довезем! — попытался убедить я ее. — И я все равно не могу появиться с ним в больнице или в участке, меня сразу арестуют.
— Нельзя его оставлять, — убежденно сказала Анна, заглядывая мне в глаза. — Пусть лучше его судят.
Я оглянулся на Магистра, прикидывая, как доволочь его через лес до экипажа. И успел увидеть, как его грудь поднялась в последний раз. И застыла. Торопливо наклонившись, я попытался нащупать пульс на артерии. Тщетно, сердце больше не билось.