Яков. Воспоминания
Шрифт:
— В самом деле, точно такие же, — сказал он. — Ведь удивительная вещь камень. Можно построить дом, а можно и череп проломить.
Склонность Коробейникова разводить философию в самый неподходящий для этого момент всегда меня удивляла и раздражала. Я сказал, возвращая его на грешную землю:
— Странно для стороннего преступника было бы забраться в сад, потом прийти к дому, рискуя быть замеченным, взять камень, а потом вернуться на место встречи.
— Примечательно, что нигде больше таких камней я не видел, —
Мы вернулись в кабинет, где нас ждала Анна Викторовна, совершенно расстроенная тем, что позволила Нежинской обвести себя вокруг пальца.
— Ну как Вы могли ей поверить? — изумился я, выслушав ее подробный рассказ о происшедшем.
— Она мне поклялась, — мрачно ответила Анна.
— Анна Викторовна! — возмутился я подобной доверчивостью.
А в следующий раз она Лассалю на слово поверит? Ну как же мне убедить ее быть осторожнее!
— Да Вы правы, я дура, — вздохнула Анна.
Мне стало стыдно. Она и так расстроена, а тут еще я со своими упреками. Доверчивость Анны исходит из ее душевной чистоты, а вовсе не из глупости. Она в любом человеке ищет хорошее, не то, что я. А вот мне как раз стоило предусмотреть все, в том числе и подобный поворот событий. Я этого не сделал, а теперь с досады на всех бросаюсь.
— Остается теперь только гадать, что было в той папке, — сказал я расстроенно, но уже гораздо спокойнее.
— Может, это просто личные письма, — спросил Коробейников, явно желающий утешить нас обоих.
— Да личные письма я и так бы ей отдал, она не могла этого не понимать, — с досадой сказал я ему. — А из-за любовных писем размахивать пистолетом — это…
— Просто нелепо, — подсказал Антон Андреич.
— Анна Викторовна, — спросил он, — скажите, как Вам удалось найти ключ? Я обыскал здесь все и безрезультатно.
Анна повернулась и подарила ему знакомый взгляд, тот самый, который так часто доставался мне, когда я вновь и вновь отрицал существование духов и их помощь. Коробейников заметно смутился, живо напомнив мне меня самого прежнего.
— Элис неизвестно где, — сказал я, отвлекая себя от воспоминаний, — но с утра она могла быть здесь и убить князя.
— Князя мог убить кто угодно, — сердито ответила Анна, недовольная моей версией.
— Да, это так, — согласился с ней Антон Андреич.
— Жан Лассаль, например, — предложил я еще одну версию, — но где он, теперь неизвестно.
В этот момент раздался отчаянный женский крик. Мы все втроем повернулись к дверям.
— Анна Викторовна, — сказал я, обнимая ее за плечи и усаживая на стул, — здесь оставайтесь.
Она заглянула мне в глаза умоляющим испуганным взглядом, в котором я отчетливо прочитал ее страх за меня и просьбу поберечься. И послушно осталась сидеть, не желая мне мешать. Сердце на мгновение замерло от нежности и благодарности, но слушать его было некогда, где-то в доме скрывался
Мы с Коробейниковым, прикрывая друг друга, осторожно пошли в ту сторону, откуда донесся крик.
— В лакейскую? — спросил я.
— Нет, — отозвался шепотом Антон Андреич. — Мне показалось, это горничная. Туда!
Шаг за шагом, поворот за поворотом мы дошли до лестницы. Теперь куда? Вверх на второй этаж или вниз в буфетную? Разделяться не хотелось бы. Коробейников встал так, чтобы просматривать лестницу наверх, пытаясь заглянуть в следующий пролет, а я спустился к буфетной, стараясь не терять его из виду. Впрочем, одного взгляда в дверной проем хватило. На полу лежало женское тело.
— Антон Андреич, — позвал я негромко.
Мы прошли в буфетную, и Коробейников опустился на колено возле лежащей горничной, пытаясь нащупать пульс. Тщетно, разумеется. Лассаль осечек не допускал. Он убил девушку точно так же, как когда-то горничную в гостинице, одним движением. Как она закричать-то успела?
— Мертва, — сказал Антон Андреич расстроенно.
— Черт возьми, — отозвался я. — Где лакей?
Лакей, видимо, услышавший мой голос, вошел в буфетную и замер в ужасе, глядя на тело на полу.
— Ох, ты! — проговорил он потрясенно. — Боже ж мой!
— Ты где был? — спросил я его.
— На кухне, — заикаясь от страха, ответил лакей. И вдруг, упав передо мной на колени и цепляясь за мой сюртук, заорал в голос: — Ваше высокоблагородие, заберите меня в тюрьму!
— Не пойму я, ты что, в убийстве признаешься? — спросил я его.
— Нет-нет! — ответил он, по-прежнему не вставая и цепляясь за меня. — Я никого не убивал! Заберите меня отсюда!
— Да прекрати ты, — прикрикнул я, чтобы привести его в себя. — Встань!
Лакей поднялся с колен, но вид по-прежнему имел самый что ни на есть перепуганный.
— Когда в последний раз видел Жана Лассаля? — спросил я его.
— Лассаля? Несколько дней он не появлялся, — поведал слуга. — Да он как привидение шастает, то ли был, то ли не был. Заберите меня! — проговорил он, снова явно впадая в истерику. — Ничего больше здесь не скажу!
— В участке говорить будешь?
— В участке буду, только в камере!
— Антон Андреич, забирайте его, — велел я, — допросите сразу. А если будет отпираться, на улицу его.
— Ступай, — велел лакею мрачный Коробейников, понявший уже, что спать ему сегодня вряд ли придется.
— Да, и за телом пришлите, — напомнил я ему.
Антон Андреич взглянул на мертвую горничную, помрачнел еще сильнее и вышел, согласно кивнув.
Анна Викторовна ждала меня в кабинете. И, судя по тому, что я слышал ее голос, снова беседовала с духом Разумовского. Впрочем, при виде меня она встрепенулась радостно, забыв про потустороннее общение. Жаль только, что мои новости вряд ли могли ее обрадовать.