Яковлев А. Сумерки

Неизвестно

Лидер немецких социал-демократов Бернштейн свиде­тельствует: «Ленин и его товарищи получили от правительст­ва кайзера огромные суммы на ведение своей разрушитель­ной агитации. Я об этом узнал еще в декабре 1917 года. Че­рез одного моего приятеля я запросил об этом одно лицо, которое, благодаря тому посту, которое оно занимало, дол­жно было быть осведомлено, верно ли это? Я получил утвер­дительный ответ. Но я тогда не мог узнать, как велики были эти суммы денег и кто был или кто были посредником или посредниками ( между правительством кайзера и Лениным). Теперь я из абсолютно достоверных источников выяснил, что речь шла об очень большой сумме, несомненно больше пятидесяти миллионов марок , о такой громадной сумме, что у Ленина и его товарищей не могло

быть никакого сомнения насчет того, из каких источников эти деньги шли. Одним из результатов этого был Брест-Литовский договор, Генерал Гофман, который там вел переговоры с Троцким и другими членами большевистской делегации о мире, в двойном смыс­ле держал большевиков в своих руках, и он это сильно давал им чувствовать».

Через неделю Бернштейн опубликовал еще одну статью. Он сделал большевикам и немецким коммунистам очень ин­тересное предложение — привлечь его к германскому суду или же суду Социалистического Интернационала, если они считают, что он в своей статье оклеветал Ленина.

3 марта 1918 года в 5 часов 30 минут в Брест-Литовске был подписан сепаратный мир с Германией, наиболее ярко отра­зивший предательство Лениным интересов России. Но как ни нагл и самоуверен был Ленин, ему все же пришлось вы­кручиваться, оправдываться. Увиливая от обвинений в анти­патриотизме, Ленин объявляет патриотизм предательством, буржуазным предрассудком. На собрании партийных работ­ников Москвы 27 ноября 1918 года Ленин признал, что «на­ша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма. Мы гово­рили: если ты социалист, так ты должен все свои патриоти­ческие чувства принести в жертву во имя международной революции». «Пролетариат, — говорил Ленин, — не может любить того, чего у него нет. У пролетариата нет отечества!»

Вот так и появилась власть, открывшая эпоху массового террора в России. Не успели высохнуть чернила на декрете

о провозглашении новой власти, как Дзержинский заявил, что большевики призваны историей направлять и руково­дить ненавистью и местью. На другой день, 10 ноября, со­стоялось заседание Петроградского военно-революционного комитета, где было решено «вести более энергичную, более активную борьбу против врагов народа». Обратите внима­ние: «врагов народа».

Итак, в первые же три дня контрреволюции были про­возглашены три стратегические программы власти: про­грамма «Ненависть», программа «Месть», программа «Враги народа». Прошел всего месяц после переворота, и 11 декабря правительство придало понятию «враг народа» официальный статус. «В полном осознании огромной ответственности, ко­торая ложится сейчас на Советскую власть за судьбу наро­да и революции, Совет Народных Комиссаров объявляет ка­детскую партию... партией врагов народа». Декрет был под­писан Лениным.

20 декабря 1917 года Совнарком создает карательно-тер- рористическую организацию — ВЧК (Всероссийскую Чрез­вычайную Комиссию). Ей были приданы прежде всего поли­тические функции. Роман Гуль отмечал: «...Дзержинский за­нес над Россией «революционный меч». По невероятности числа погибших от коммунистического террора «октябрь­ский Фукье-Тенвиль» превзошел и якобинцев, и испанскую инквизицию, и терроры всех реакций. Связав с именем Дзержинского страшное лихолетие своей истории, Россия надолго облилась кровью».

В августе 1918 года Дзержинский обращается к «рабочему классу». В нем сказано: «Пусть рабочий класс раздавит мас­совым террором гидру контрреволюции!.. Пусть враги рабо­чего класса знают, что каждый, кто осмелится на малейшую пропаганду против Советской власти, будет немедленно арестован и заключен в концентрационный лагерь!» Вслед за обращением Дзержинского последовала телеграмма в мест­ные органы ЧК его заместителя Петровского. В этой теле­грамме он пишет, что, несмотря на все указания, настоящего массового террора не организовано. Он предлагает всех по­дозрительных, всех, хоть в чем-то замешанных, арестовывать и расстреливать. И далее: «Ни малейших колебаний, ни ма­лейшей нерешительности в применении массового

террора».

Если Робеспьер объявлял террор добродетелью, то больше­вики — «социалистическим гуманизмом». В сентябре 1918 го­да Г. Зиновьев писал: «Чтобы успешно бороться с нашими врагами, мы должны иметь собственный социалистический гуманизм. Мы должны завоевать на нашу сторону 90 из 100 миллионов жителей России под Советской властью. Что же касается остальных, нам нечего им сказать, они должны быть уничтожены». Итак, социалистический гуманизм — уничтожить десять миллионов человек из ста — каждого де­сятого. На III Всероссийском съезде Советов (10—18 января

1918 г.) известный матрос Железняков заявил, что «Больше­вики готовы расстрелять не только 10.000, но и миллион на­рода, чтобы сокрушить всякую оппозицию». Таким образом была определена стратегическая линия, которую потом про­должил Сталин убийством десятков миллионов граждан Со­ветского Союза. Зиновьев и другие «гуманисты» тоже были расстреляны.

В январе 1918 года, всего через два месяца после контрре­волюционного переворота, в статье «Как организовать со­ревнование?» Ленин пишет, что существуют «тысячи форм и способов» внедрения «заповедей социализма»: одним из них он называет «расстрел на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве». Роковая формула — «один из десяти». По­том она полюбилась и Гитлеру, когда эсэсовцы во время Оте­чественной войны расстреливали мирных граждан Советско­го Союза — каждого десятого. Все похоже в действиях не­людей.

После убийства 21 июня 1918 года Володарского (предсе­дателя Петроградской ЧК) Ленин пишет Зиновьеву: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели от­ветить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержа­ли. Протестую решительно! Мы компрометируем себя... тормозим революционную инициативу масс, вполне правиль­ную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора...»

Ленинская «массовидность террора» действительно вы­лилась в массовую практику. В ответ на убийство Урицкого (тоже председателя Петроградской ЧК) было расстреляно 500 заложников — ни в чем не повинных людей.

9 августа 1918 года Ленин рассылает телеграммы — одна чудовищнее другой. Г. Федорову — в Нижний Новгород: «Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор». Ев­гении Бош — в Пензу: «...Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнитель­ных запереть в концентрационный лагерь вне города».

На другой день в ту же Пензу: «Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь везде «послед­ний решительный бой» с кулачьем. Образец надо иметь. 1. Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. 2. Опуб­ликовать их имена. 3. Отнять у них весь хлеб. 4. Назначить заложников — согласно вчерашней телеграммы. Сделать так, чтобы на сотни верст народ видел, трепетал... Теле­графируйте получение и исполнение. Ваш Ленин». Исполко­му — Дивны: «Необходимо... конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков из кулаков...» От Пайкеса, уполномоченного Наркомпрода в Са­ратове, Ленин требует «назначить своих начальников и рас­стреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спраши­вая и не допуская идиотской волокиты». О борьбе с Юдени­чем. «...Покончить с Юденичем ...Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, рас­стрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича».