Якудза, или Когда и крабы плачут
Шрифт:
– Ну что, господин важняк, нас ждут. Так что еще по чашечке кофе – и вперед.
Уже привыкший к этой манере разговора Андрея, которая могла бы кое-кого и шокировать, Родион только хмыкнул в ответ и попросил:
– Хотелось бы услышать вводные по вдове, я ведь о ней ни хрена не знаю.
– О Господи, прости дурака, запамятовал! Хотя, впрочем, и рассказывать-то особо нечего. Баба как баба, разве что весьма красивая.
– А что, разве она не при делах? Я имею в виду, не в одной связке с муженьком?
– В том-то и дело, что нет. Хотя поначалу я и сам думал, что она при делах, но когда навел справки об их совместном
– Японочку? – не смог сдержать удивления Родионов.
– А чего тут удивительного? Бабушка и дед Лаймы – японцы, они когда-то на Кунашире жили, потом перебрались на Сахалин, здесь и остались. А вот ее отец, Петр Безносов – это уже коренной сахалинец, влюбившийся в дочку обрусевшего Мицуеси Оцука, от брака с которой у него и родилась девочка, которую они назвали Лаймой.
– Вот оно как, Японочка! – хмыкнул следователь, припоминая все то, что рассказывал о генеральном директоре «Дальросы» Акира Нуамо. – И любовницами мужик не грешил, и в ночной клуб наведывался весьма редко, да и то, видимо, только для того, чтобы поддерживать себя в нужном тонусе и не оплошать перед женой, когда возвращался в супружескую постель. Видать, любил жену и старался уберечь от ненужных стрессов, держа ее подальше от тех дел, которые прокручивали он и его команда. Что ж, и то хорошо, почет ему и чисто мужская уважуха.
– Кстати сказать, хотя и бытует мнение, что всякая последующая жена хуже предыдущей, но в данном случае все наоборот. Это не только красивая, но и умом не обделенная женщина. По профессии – экономист, когда-то работала в управлении «Сахалинрыбвода».
– И что, бросила работу, когда вышла замуж?
Взгляд Андрея был полон укора. Мол, ты, само собой, – москвач, со всеми вытекающими последствиями, и все же не торопись приравнивать наших красавиц к бабам с вашей Рублевки. И если московские телки бросают работу, едва выскочив замуж, то не думай, что и наши такие же. Вслух же сказал:
– Отчего же бросила, никак нет. А вот из управления ушла.
– Чего так, ревнивец-муж заставил дома сидеть?
– И опять не угадал. Дело в том, что она в совершенстве владеет японским, и можешь представить себе, в какой степени нарасхват идут ее услуги. Господи, да о чем говорить! Самые серьезные переговоры с нашими соседями без ее участия не проходят.
– А как же она совмещает?.. – Родионов щелкнул пальцами, пытаясь подыскать наиболее приемлемое слово, но Агеев опередил его:
– Питие и работу? Вот так и совмещает, попивая втихую у себя дома, чтобы сплетен лишних не было. Поговаривают, будто бы и ее отец этим же делом страдал, отчего и помер в одночасье, а тут еще убийство мужа, вот и коротнуло у бабы в мозгах. Она же второй раз замужем – и все облом. Первый ее муженек капитаном ходил на траулере, так он утонул лет шесть назад, а теперь и второго не стало. В общем, лично я могу ее понять.
– И что, она сильно моложе его?
– Да как тебе сказать… при нынешних нравах не очень-то и моложе. Ложникову пятьдесят шесть, а ей около тридцати пяти.
– А что первая жена, с ней почему развелся?
– Всякое болтают, но лично я склоняюсь к тому, что поднадоела она ему. Они женились, когда Ложников еще в Дальрыбвтузе учился, а тут вдруг… Красавица, к тому же незамужняя, вот и не удержался мужик – бросил к ее ногам свое разбитое сердце.
ЮЖНО-САХАЛИНСК
Пробившийся сквозь щелку штор солнечный зайчик заставил открыть глаза, и Крымов, сладко потянувшись, убедился, что на Сахалин наконец-то обрушилась настоящая весна. Не очень-то поспешая, сбросил ноги с кровати и раздвинул шторы. Утро действительно выдалось необыкновенное, так что даже думать не хотелось о проблеме, которая не отпускала его с того самого момента, когда он выбрался из-под опеки капитана Брыля. Надо было срочно связаться с Москвой. Во-первых, необходимо поставить в известность Панкова, что он жив и здоров, а во-вторых… Посиделки в уютном кабинете ресторана перешли из ностальгических воспоминаний в более насыщенный разговор о нынешнем дне, во время которого прояснились планы Мессера относительно дальнейшего развития международной сети по сбыту краба и особо ценных морепродуктов, промысел которых ведется в территориальных водах России. И эта информация стоила многого.
Спустившись по массивной деревянной лестнице со второго этажа, Антон прошел в столовую, где его уже поджидала «тетка Мария», дородная пятидесятилетняя хохлушка, в обязанности которой входила стряпня и закупка продуктов.
– Ой, так вы уже поднялись? – певуче, с легким южнорусским акцентом произнесла она, протирая полотенцем хрустальные бокалы. – А Роман Михалыч сказали, шоб я ходила тихохонько, як мышка, и вас не разбудила. Сам-то он уже давно уехал.
– Все нормально, – успокоил он ее, – я уже давно проснулся. К тому же пташка я ранняя, привык вместе с солнцем подниматься.
– Так то хорошо, Роман Михалыч тоже раненько встает. – Она хотела добавить что-то еще, но вспомнив, что гость до сих пор не завтракал, а часы показывали начало одиннадцатого, чисто по-бабьи всплеснула полными руками. – Ой, да что же это я, гусыня старая, только языком молочу, а про дело забыла. Вы что кушать-то будете? Сырнички из свежего творожка, кашку геркулесовую на молоке – ее дюже Роман Михалыч уважает, или, может, супчику из плавников акулы желаете?
Подивившись вышколенности стряпухи и аристократическим замашкам Мессера, который вкушал по утрам «супчик из плавников акулы», Крымов попросил сварить пару яиц «в мешочек», и пока Мария возилась на кухне, привел себя в чувство французским коньяком под бутерброд с красной икрой. После посиделок в ресторане жизнь вроде бы как налаживалась, и он спросил, скоро ли обещал вернуться Роман Михайлович.
– Думаю, что ближе к вечеру. Он еще сказал, что если вы решите по городу прогуляться, то в вашем распоряжении шофер и машина.
Госпожа Удача вновь поворачивалась к Седому своим прекрасным ликом, и он, закончив завтрак, попросил Марию, чтобы она «распорядилась» относительно машины. Мол, мозги проветрить надо, да и город хотелось бы посмотреть.
Попросив охранника высадить его у собора Воскресения Христова, он сказал, что теперь хотел бы побыть один, а домой вернется на такси, после чего купил свечку у входа и, потянув на себя массивную дверь храма, окунулся в его молитвенную, насыщенную запахом ладана тишину. Поставил зажженную свечку перед иконой Божьей Матери, трижды перекрестился и, мысленно попросив благословения, вышел.