Якутия

Радов Егор Георгиевич

– Назовите имя, - сказал человек.
– Имя есть слово, состоящее из звуков, в которых заключен целый мир. Имя есть истинный полет, имя есть Вселенная, замыкающаяся сама в себе. Имя есть тайна, вызывающая страх и трепет. Вы сами все знаете, и я знаю. Бесполезно заниматься этим, но вы хотите. Хорошо, видите: есть чум. Мне непонятно, но это и есть счастье. Пойдемте в мой чум, там мы говорили <шика-сыка>, я сделаю вам костер, кипяток, еду и место для сна. Вы прибыли, а я - нет. Я преклоняюсь, мне интересно. Наверное, так нужно. Отныне буду я. Итак, вы должны познать то, что вы есть.

–

Как зовут вас?
– дружелюбно спросил Головко, щелкнув пальцами.

– Мое имя есть все остальное, так же, как и все остальные есть мое имя. Назовите меня Хек, ведь это - лучшее.

– Вы здесь живете. Хек?
– бодро спросил Софрон, надевая перчатки и беря свою сумку.

– Поюли, - сказал этот человек и отошел от них.

Он стал медленно идти в сторону желто-зеленого чума, держась руками за свой халат. Головко и Жукаускас последовали за ним, стараясь не ступать в лужи.

И они все подошли к красивому чуму, и Хек отодвинул какую-то занавесь и открыл вход. И там внутри был очаг и шкуры, и на рыжей шкуре лежал человек в красном халате с белыми усами. Хек указал на него левой рукой и прошептал:

– Это - Васильев. Он не спит.

Жукаускас и Головко остановились у входа и стали смотреть на лежащего человека. У него были открыты глаза, и он сказал:

– Каждый, кто входит, получит осознание цели. Каждый, получающий цель, станет собой.

– Меня зовут Абрам, - растерянно сказал Головко, зачем-то выставляя вперед руку.

– Если имя обретет почву, мир превратится в дух, - проговорил лежащий человек и поднял руку.
– Я - Саша. Моего друга в этой реальности зовут Иван. Иван, а?

– Шэ, - сказал первый человек.

– Но вы сказали, что вы - Хек!
– воскликнул Софрон.

– Иван Хек, - мягко сказал Иван Хек, проходя внутрь чума и садясь на белую шкуру.
– Идите сюда, ложитесь, или садитесь.

Жукаускас быстро подошел к черной шкуре и поставил рядом с ней свою сумку. Головко проследовал за ними, нагнувшись, потому что из-за своего большого роста он еле помещался внутри. Они уселись, потом Головко снял с себя коричневую куртку. Посреди чума была печка с зеленой трубой, выходящей вверх; в ней горели дрова. Рядом с дыркой для трубы висела лиловая электрическая лампа, она слегка покачивалась, непонятно отчего, и повсюду бегали красивые таинственные тени. Все стенки, составляющие чум, внутри оказались белыми, но было непонятно - сделаны они из шкур, или из чего-нибудь еще. От печки шел уютный жар; Жукаускас протянул к ней ладони. Иван Хек погладил левой рукой свою бороду, а потом достал откуда-то маленькую веточку с засохшими желтыми листьями.

– Растение, - сказал он и положил веточку перед собой.

– Вы просто приехали сюда, или вы имеете цель своего пути?
– спросил вдруг Саша Васильев.

Жукаускас смущенно улыбнулся, посмотрел вокруг и тихо сказал:

– У вас есть электричество? Мне показалось, что тут только чумы и тундра.

– Это - поселок Кюсюр, - насмешливо проговорил Васильев.

– Но если у вас в Кюсюре чумы и костры, откуда у вас в чуме лампа и свет? И где ваша гостиница, почта, поселковый совет?

Васильев ударил ладонью по шкуре, на которой лежал.

– Совет здесь, - сказал он.
– Все, что есть здесь,

есть совет. Свет вокруг и внутри. Все, что вы видите - свет. Вы видите свет и хотите знать совет, но наша географическая точка, в которой сейчас пребывает Иван Хек, вы, вы и я, давно электрифицирована. Однажды некто раскрасил столбы в цвет зари, и провода - в цвет небес. Но вы не заметили этого. Вам все равно. Но я прошу прощения, хотя это не то.

– Вы хотите сказать, что сюда проведены провода?
– спросил Софрон, оглядываясь.

– Не будьте таким настырным, - прошептал Головко.
– Разве это главное?

– Да, - сказал Софрон.

– Хорошо!
– воскликнул Хек.
– Я могу высказать свою уверенность в том, что электричество проходит по кабелю, существующему внутри, в вечной мерзлоте. Это - прекрасный современный красивый кабель. Он проложен давно.

– Замечательно, - проговорил Софрон, - но тогда почему у вас все так?!

– Как?!
– сказали хором Хек и Васильев и засмеялись.

– Ну так, - задумчиво произнес Софрон Жукаускас, - так. Не по-советски, не по-депски. Этого не должно быть, должен быть совет, должна быть проблема, должно быть недовольство, должен быть хаос. Ведь мы ехали недолго!

– Но здесь космос, - ответил Хек.
– И ведь вы не хотите своей Депии, как вы называете это образование. Радуйтесь, смотрите на огонь!

– Я смотрю, - тихо сказал Софрон.
– Это странно. Почему я увидел цветок, и он мне понравился? Почему здесь существуют чумы разных цветов? Где вы работаете, если я - Старший Инструктор, а Головко - биолог? Скажите пожалуйста, как пройти в гостиницу?!

– Мы не работаем, - проговорил Васильев и привстал.
– Мы говорим. Мы говорим <шика-сыка>. Другие делают другое. Здесь чумы, потому что здесь тундра. Вам понравился цветок, потому что вы - в тундре. Здесь нет гостиницы, но есть чум. Вы можете уйти туда. Шамильпек?!

– Что?!

Васильев засмеялся, лотом сел на пол.

– Вы так удивились, как будто я что-то сказал. Но я ничего не сказал, я только произнес несколько звуков, не имеющих смысла, но имеющих нужную интонацию. Возможно, это мой язык. И потом, так ли уж вас интересуют слова? А если они вас так интересуют, вы можете внести в мою речь любое восхищение и любовь, на которую вы только способны; и новое великое слово воссияет над всеми нами, словно волшебный венец!

Проговорив это, Васильев встал, потом сделал два приседания.

– Почему вы так взволнованы, вы же уехали и приехали. И потом, вам нужно другое; хотя, кто я такой, чтобы говорить об этом?

– А что такое тундра?
– ошарашено спросил Софрон. Хек подошел к печке, вынул оттуда горящую палку, потом засунул ее обратно.

– Тундра - это все, - сказал он. Они все замолчали; и только пламя издавало свой характерный шумящий звук.

– Подождите, - вдруг сказал Головко, - подождите, подождите. Софрон Исаевич - мой напарник, он с вами поговорил, видимо, он не так выразился, дело в том, что мы приехали по делу; если можно, отведите нас туда, где можно переночевать, мы, разумеется, заплатим, мы бы очень вас попросили; и еще у нас есть вопрос, нам нужен такой человек, который здесь живет, в общем, он должен быть, его зовут Август.