Яма
Шрифт:
— Вам показалось, товарищ подполковник. Сквозняк.
— Мне показалось? — коротко хохотнул тот, используя в гневе свойственный его характеру сарказм. — Значит, от сквозняка твой бас высоту набирает и быстрее к двери долетает?
— Так точно, товарищ подполковник.
Головко сердито махнул рукой. Прошел к окну, как делал всегда, когда собирался толкнуть речь для подчиненных. Заложил руки за спину, слабым захватом сцепил кисти.
— На следующей неделе к нам в отделение приезжают два "погона" из Киева. Наблюдать, проверять,
Один-единственный раз случилось. Девушка проходила по какому-то делу свидетелем. Все уже закончилось, когда она вдруг снова приперлась, выждала, чтобы наедине с Градским остаться, и стянула с себя майку. Он-то здесь каким боком виноват? Он, может, и смотрел на нее каким-то неподобающим образом, но уж точно не просил раздеваться.
— А где Перекатов? — недовольно оглянулся Головко.
— Так обед, товарищ подполковник. Он в кафе вышел, — негромко пояснил Руденко.
— И что? У вас завал по всем фронтам! Можно же и на рабочем месте перекусить, а не по каф-э-э шастать, — передернул крупными плечами. — Мажор, а ты уже пожрал?
Сергей лишь кивнул, теряя к начальству всякий интерес. Повернув запястье, поправил массивный браслет часов.
Стрелки указывали, что через четыре часа и пару десятков минут он, наконец, встретится с Доминикой. Мысли об этом сводили с ума, начиная с половины пятого утра. Едва открыл глаза, понял, что больше уже не уснет. Мерил квартиру шагами, пил кофе, хотя ни в каких дополнительных допингах, на самом деле, не нуждался, и… думал, думал, думал…
— Градский пожрал, — со смехом поддакнул Миша. — Он, как пылесос, все смел. Пять минут, и ничего нет.
— Учись у Градского жрать! — не поддержал юмора Головко. — И не только…
— Так точно, товарищ подполковник! — вяло отсалютовал Руденко.
— Иван Петрович, — показалась в дверях секретарь. — К вам пришли. А я дозвониться не могу…
— Телефон в кабинете оставил. Кто там?
— Из администрации. Ергашов.
— Кофе ему сделай. Приду сейчас.
— Хорошо.
— Что с убийством?
— Каким именно?
— Последним, Сереженька!
— Как раз просматриваю заключение. Смерть наступила вследствие удушения. Насильственные действия сексуального характера. В легких обнаружена какая-то неопознанная пыль.
— Следы, улики, отпечатки, ДНК?
— Есть два профиля. Но пока — ни одного совпадения с теми, что успели взять.
— Руденко, дуй по адресу. Опроси соседей.
— Так вчера, товарищ подполковник.
— И как?
— А что, как всегда, моя хата с краю… Никто ничего не слышал.
— Быть такого не может. Живут в муравейнике, стены тонкие, не слышали они, ага, — ворчливо рассуждал Головко, постукивая
— После обеда еще раз съезжу. Одни соседи вчера не открыли.
— Не после обеда. А сейчас! Оба.
— Есть, товарищ подполковник!
— Время два ноль два, а Перекатова все нет… — отметил Иван Петрович нараспев, словно опоздание подчиненного его и правда радовало.
— Он, очевидно, в лаборатории, — сухо обронил Градский, убирая ненужные бумаги в стол. — Я просил уточнить кое-что по последнему делу.
— А по телефону нельзя?
— Телефон к делу не пришьешь, — рискнул заметить с сарказмом. — Я просил лично посмотреть и сделать фото, так как эксперт не понял, какой именно ракурс нужен.
— Все-то у вас схвачено, я смотрю… Аж гордость берет! Мы в надежных руках.
— Так точно, товарищ подполковник! Можете спать спокойно.
— Я тебе дам "так точно", Градский! Я тебе… Через минут сорок зайди ко мне.
— Так я на выезде буду. Вы сами сказали съездить по адресу.
— Я знаю, что я сказал, — буркнул сердито. И тут же раздраженно внес поправки в собственные распоряжения: — Пусть Руденко сам съездит! А ты постарайся, чтобы было о чем докладывать.
27.2
Дни жаркого южного лета заканчивались. В том самом злополучном парке, как и семь лет назад во время их первого нелепого свидания, солнце подогревало все доступные поверхности, а ленивый ветерок слабо потряхивал скоротечно теряющими яркость и влагу каштановыми листьями. Однако туристы и коренное население, словно догоняя чудное и любимое время, толпами сновали по узким аллеям.
Двигаясь по памяти, Градский прошел к скамье, где когда-то с не самыми благими целями впервые поджидал свою наглую Плюшку. Разочарование ударило в грудь хлесткими розгами. Ее не было. Она просто не пришла.
Прикрывая на мгновение глаза, попытался собрать разбросанные мысли. Первые попытки оказались жалкими. Все пункты псевдоразумного плана уходили в разные стороны. Конкретного и адекватного решения не находилось. Только ведь душевный покой уже потерян. Не мог Градский тупо развернуться и отправиться домой.
Обошел всю территорию, но эта… Как ему в пылу эмоций ее назвать? Эта мелкая дозревшая "умничка", очевидно, не поддерживала теорию временных повторений, и возвращаться к долбаному придурку Градскому не планировала.
А ему что делать? Если она снова поперек горла и во все остальное уперлась?
Да даже, мать вашу, не снова… Эмоции, чувства, ощущения — все это, под гнетом тяжелого бремени вины и загноившегося желания оградиться от социума, затерялось там же, на дне ямы. Стоило ему окрепнуть, утвердиться в собственной психологической выдержке, поднять голову и расправить грудь — прилетело обратно. Ударило. Оглушило. Выбило из привычной полосы. И он уже по встречной двигался, с той же агрессивной скоростью.