Яма
Шрифт:
"Отлично!"
Он был в норме.
Она же продолжала вести себя, как дикарка.
В моменты случайных столкновений Сергей улавливал в ее взгляде вспышку узнавания, а следом за этим просто немыслимое раздражение и даже откровенную злобу. Выказав свое молчаливое презрение, эта ненормальная обычно отворачивалась. Градский особо не реагировал, плевать он хотел на ее к нему отношение. Один раз, так, эксперимента ради, снизошел, сам с ней поздоровался. Она не ответила.
Надеялся, что нервничает в ожидании условленной встречи. Ждал, что попытается извиниться и взять свои слова
Только вот Кузнецова к нему не подходила.
А с приближением часа X, в промежутках этих убийственных переглядок, вопреки упорным сопротивлениям Градского, рос между ними какой-то странный градус напряжения. Пересекался с ней только в коридорах универа. Ни разу не разговаривал, дольше нескольких секунд не смотрел. А в груди вновь проснулось и закопошилось какое-то неуместное и неуютное чувство. Руки чесались грубо тормознуть девчонку, хорошенько встряхнуть и потребовать, чтобы вела себя адекватно.
Всем нравиться невозможно, Градский это понимал. Но как же достали эти ее абсолютно беспричинные злобные взгляды!
"Что он ей сделал?"
"Кто она такая вообще?"
От "громких" отцовских наставлений мозги кипели. Мать тоже, в своей обычной манере, проходу не давала. Нудила и нудила, без остановок. Наперед стала бить тревогу по поводу курсовика, который сдавать только в декабре. Еще и умудрялась нагнетать ситуацию чуть ли не до трагедии. Для себя, конечно. Серега был спокоен, как удав.
— Ты закончил с первым разделом?
— Еще нет.
— Как нет? А когда?
— Не знаю.
— Ты шутишь?
— Вовсе нет.
— Я настоятельно тебя прошу, подойди завтра к Катерине Игоревне. Не затягивай. Ты же понимаешь, как это важно?
— Ок.
— Объясни ей, с чем у тебя возникли проблемы. Обрисуй ситуацию. Ты же понимаешь, Сережи, как это важно сейчас?
— Ок.
Проблема была в том, что Сергей вообще ничего не писал. Давно нашел человека, который делал все за него. Не Кузнецовых, их "авторство" в универе стали узнавать. Разыскал доцента-пенсионера, который не стеснялся писать попроще, подстраиваясь под посредственную успеваемость Градского. Мать ни сном ни духом: до сих пор верила, что он все работы сам выполняет.
Святая наивность, ей Богу!
Он дома находился пару часов в сутки и то, чтобы поспать, а курсовой "в разработке". Как будто он к Карпу каждый вечер ездил заниматься.
Бежал из дома, лишь бы не слушать непрекращающийся поток родительских нападок. Домой исключительно кочевать и возвращался. По поводу ночлега у Града имелись свои заскоки: уснуть получалось только в своей комнате. Пару раз у Карпа оставался, проворочался до рассвета. Теперь же, нагулявшись, всегда рвался домой.
На протяжении недели Алина сделала несколько попыток поговорить с ним по поводу своей придурочной сестренки.
— Ты же понимаешь, что Доминика отреагировала слишком эмоционально в силу своего возраста?
Уже в ушах стояло это ее бесконечное "Доминика". Парило конкретно.
— А сколько ей? Двенадцать, что ли?
— Семнадцать, — пропуская мимо ушей жесткий тон,
— Добрая? — хохотнул, притомившись от затасканного "понимаешь". Люди любят перебарщивать этим словом. Суют просто в каждое предложение, будто все вокруг обязаны мыслить аналогично. — Она злая, как черт.
И это самое безобидное, что он готов сказать о малой вслух.
Алина потухла. С грустью догнала, наконец, что рассказ его не впечатлил.
— Ты ее совсем не знаешь, — изрекла с обидой. — Доминика — необыкновенная, — последнее сказано с каким-то разительным превосходством, будто ему, Граду, предстоит скорбеть об этом полжизни.
Его ухмылка в ответ на ее слова выражала глумливое презрение.
Алина перевела дыхание, чересчур концентрируясь на этом физиологическом процессе. Размышляла, что еще можно сказать. Свои подозрения о том, что Ника подсознательно Градского боится, выказывать не стала. Поняла, он от души посмеется. Возможно, даже как-то использует в своих интересах. А Ника ее потом не простит- ни за какие коврижки.
— Я пытаюсь сказать, Град, вот ты, как взрослый, должен повести себя мудрее.
Странно, но именно после этой фразы в глазах парня что-то изменилось. Алине определить бы еще, что именно? Плюс или минус?
— Она не придет? — спросил, в свою очередь сосредоточенно ее изучая.
А до этого ведь держался так, словно, слушая ее, проявляет царскую милость. Да, если бы не Доминика, Алина бы перед ним ни за какие блага мира так не прогибалась! Хвала Богу, Градский ею не интересовался, она им — и подавно. Три года удавалось поддерживать нейтральные приятельские отношения в стиле "привет-как дела-пока", не особо вслушиваясь в интонации ответов.
Однако в это мгновение они друг друга впервые прощупывали изнутри.
Бесхребетная и милая Алина за безголовую сестренку готова ему душу выжрать. Без особых раздумий и брезгливости. Ей на него на*рать, если что — таков был посыл.
Сергей его принял без каких-либо внешних проявлений. Только в груди появилось едкое жжение. Не было возможности и желания сиюминутно разбираться, что там еще за х*ень вылезла при упоминании этой долбанутой Доминики. Понятное дело, не гастрит. Что-то дурное, постыдное и совершенно ему ненужное!
— В том-то и проблема, Град. Нам с Русей не удалось уговорить Доминику проигнорировать назначенную тобой встречу.