Ямайский флибустьер
Шрифт:
Сзади послышался едва уловимый всплеск воды, дон Энрике обернулся и инстинктивно схватился за рукоять пистолета. В тридцати ярдах от него, у самого берега, над водой торчали два огромных горящих глаза. «Значит, я ошибся», — подумал он, пришпоривая лошадь.
Отъехав подальше от озера, он с тревогой заметил, что до наступления темноты осталось совсем немного времени. Впереди чернела стена леса, углубляться в который ему не хотелось. «Однако я должен спешить, — сказал он себе. — Завтра — последний день…».
Неожиданно за спиной его раздался леденящий душу крик, от которого даже
— Стоять! — гаркнул дон Энрике, отчаянно пытаясь удержаться в седле. — Стоять, глупое животное!
Но Эмиру в этот момент больше всего на свете хотелось унести отсюда ноги. Взвившись на дыбы, он сбросил с себя седока и мешки, и, почувствовав свободу, стремглав помчался от страшного места прочь.
Дон Энрике ударился головой о ствол поваленного бурей дерева и потерял сознание.
Обитатели асьенды «Райское яблоко», конечно же, ничего не знали о злополучном происшествии, случившемся с женихом Глории, и сохраняли завидное хладнокровие и выдержку до тех пор, пока не настал шестой день — последний день ожидания денег.
Около полудня из пиратского лагеря прибыл мулат Себастьян.
— Сеньор, — взволнованно сказал он, обращаясь к дону Антонио, — разбойники начинают терять терпение. Сегодня истекает срок, в течение которого вы обещали им найти десять тысяч. Ежели к вечеру они не получат выкуп, начнется самое страшное.
— Дон Энрике еще не вернулся, — угрюмо промолвил хозяин асьенды. — Мы ждем его с самого утра, но пока безрезультатно.
— Главарь разбойников просил передать, что, в случае неуплаты вами денег сегодня до захода солнца, завтра он преподнесет вам свой первый сюрприз.
Дон Антонио в задумчивости склонил седую голову на грудь. «Что же делать? Ждать, когда из Баямо вернется Энрике? А вдруг с ним что-то случилось и он не успеет привезти деньги в срок? — От подобной мысли у владельца „Райского яблока“ болезненно сжалось сердце. — Нет, не приведи Господь случиться такому! Если пираты не получат обещаний выкуп, их месть будет ужасной… Ах, зря Исабель не вняла моим доводам и не уехала с Глорией на асьенду дона Хуана! Теперь Глория будет беспокоиться об Энрике и заедать меня вопросами, почему он до сих пор не вернулся, где он да что с ним…».
Дон Антонио не ошибся. В тот же вечер, когда Себастьян покинул асьенду, унося в кармане адресованную Року Бразильцу записку с просьбой продлить срок уплаты выкупа еще на день-два, донья Исабель не выдержала нервного напряжения и, рыдая, начала обвинять мужа в том, что он из-за своей доверчивости, неразборчивости в людях и преступной снисходительности по отношению к лютеранам подверг риску жизнь их сына и дона Энрике.
— Что теперь будет с Мигелем?! — обливаясь слезами, кричала она. — Где сейчас дон Энрике?! Ты послал его в Баямо одного, без всякой охраны! Неужели нельзя было отправить вместе с ним кого-нибудь из слуг? Боже, Антонио, что ты с нами делаешь?!
Дон Антонио, весь красный от переполнявшей его обиды, слушал жену молча, стиснув зубы.
— Ох, горе мне, горе! — продолжала причитать донья Исабель. — Где был мой разум, когда
— Твои дети, Исабель, уже давно выросли, они взрослые люди…
— Они всегда были и останутся для меня детьми!
— Ладно, успокойся, — в голосе дона Антонио послышалось раздражение.
— Я не успокоюсь, не успокоюсь до тех пор, пока не увижу Мигеля и Энрике здесь, живыми и здоровыми!
— Все будет хорошо, дорогая, все образуется.
— Антонио, я устала от твоих обещаний. Много лет назад, когда мы только поженились, ты обещал мне райскую жизнь на островах. Помнишь?
— И что же? — хмуро переспросил дон Антонио. — Мы плохо жили с тобой все эти годы?
— Нет, ты жил замечательно! Ты постоянно был в делах, у тебя в голове ежегодно рождались все новые и новые проекты, которые ты спешил осуществить, не взирая ни на что. И вот, наконец, ты заключил очень выгодную сделку со своим ямайским партнером. Такую выгодную, что…
— Замолчи! — не сдержавшись, воскликнул дон Антонио. — Что ты несешь, Исабель? Ты хотя бы понимаешь, что ты говоришь, в чем ты меня обвиняешь? Все годы, что мы прожили вместе, я думал лишь о том, как обеспечить своей семье — прежде всего тебе и детям — достойное безбедное существование. Я трудился в поте лица своего, хотя мог бы жить, ни о чем не заботясь. Разве не так?
Донья Исабель, все еще всхлипывая, присела на край стула и закрыла лицо ладонями. Плечи ее нервно вздрагивали.
— Антонио, — промолвила она с невыразимой печалью в голосе, — я знаю лишь одно: если с нашим сыном случится непоправимое, мое сердце не выдержит и разорвется от горя на части. Умоляю тебя, придумай что-нибудь! Пообещай разбойникам вдвое больше того, что ими запрошено, лишь бы они согласились подождать еще немного и не убивали Мигеля. Отправь людей на поиски Энрике.
— Я сделаю все, что в моих силах, — твердо сказал дон Антонио. — А ты, вместо того, чтобы обвинять меня во всех постигших нас несчастьях, лучше помолись да хорошенько попроси Пресвятую Деву не лишать нашего сына своего покровительства.
Утро седьмого дня выдалось влажным, тихим и безоблачным. Косые лучи раннего солнца, поднявшегося над лесом, озарили окрестности мягким светом; воздух слегка дрожал от испарений.
— Тишина, — зевая, устало пробормотал конюх Пепе Дельгадо.
Он притаился в укрытии за стволом срубленного дерева, охраняя подступы к асьенде с восточной стороны. Перед ним на мешочке со свинцом лежали два заряженных пистолета, а чуть левее — рог с порохом и мачете.
«Нет, не верится, чтобы пираты покинули судно и пришли сюда, — подумалось ему. — Для такой вылазки их слишком мало… Правда, нас здесь еще меньше. Зато у нас более выгодная позиция, мы можем превратить дом в форт, взять который сходу, без артиллерии или долгой осады, вряд ли кому-то удастся… Эй, что это там? — Пепе проворно перевернулся с правого бока на живот и, напрягая зрение, всмотрелся в цветущие заросли подлеска. — Не иначе как кто-то скачет… Ну да! Это же Эмир с доном Энри… Господи Исусе! Что за чертовщина! Это действительно Эмир, но… без дона Энрике!».