Янка при дворе царя Петра
Шрифт:
– Проси прощения, ну! Или сожрешь весь песок в этом саду! – тыкая его лицом в дорожку, рычала Янка. Худо пришлось бы этому парню, и неизвестно, чем бы все это закончилось…
Вдруг Янка почувствовала, как чья-то сильная рука больно сжала ей шею и потянула вверх. Она от неожиданности отпустила мальчишку и обернулась. Петр, сопя и стиснув зубы, поставил ее на землю.
– Ты что же делаешь, а?! – едва сдерживаясь, загремел он. – Ты почто мне драку затеял?! – он сильно встряхнул еще не остывшую Янку.
Простившись с Анной,
Мальчишка тем временем поднялся и, одернув кафтан и подобрав свои вещи, взъерошенный и жалкий, с фонарем под глазом, отплевываясь, прихрамывая, побрел по песчаной дорожке.
Янка грубо вырвалась у Петра и резко повернулась к нему.
– Какого черта ты влез! – дерзко сказала она. – Мое это дело! Понял?! Мое! И не лезь, когда не просят! Иди вон со своей…пигалицей целуйся! – в исступлении крикнула она, едва сдерживая злые слезы. Петр побелел.
– Что?! Как…ты ее назвал?! Дрянь! – он ударил ее наотмашь по лицу. Янка отлетела как футбольный мяч. В голове зазвенело, во рту стало солоно. Она медленно поднялась, провела рукой по губам. На руке остался кровавый след. Она взглянула на Петра. Он подошел, сопя, схватил ее за шиворот, поволок за собой. Янка спотыкалась и упиралась. Он дотащил ее до экипажа. Меньшиков, сидевший на козлах, увидев белого от гнева Петра и всколоченную с разбитой губой Янку, удивленно свистнул.
< image l:href="#"/>– Вяжи его, Данилыч! – прохрипел, задохнувшись бешенством, Петр. Алексашка, все еще удивляясь, связал Янке руки ремнем и втолкнул в одноколку. Всю дорогу Петр молчал, стиснув зубы и сжав кулаки. А как доехали до места, резко слез с экипажа и велел Алексашке:
– В амбар его до утра! – и стремительно ушел во дворец. Меньшиков поволок, упирающуюся Янку в амбар. У двери развязал ей руки и втолкнул внутрь. Запер. Потом его темная физиономия появилась в окошке.
– Ну, допрыгался, Янка? – тихо сказал он. – А я упреждал тебя. Завтра, коли не повинишься, он тебя повесит, али еще чего.
– Иди ты к черту! – сквозь зубы процедила Янка. Алексашка усмехнулся, продолжая стоять.
– Пошел отсюда! Ну! – она замахнулась на окно сумкой. Алексашка засмеялся:
– Ишь, буйный какой! Ничего, за ночь остынешь! – и ушел.
Янка уронила сумку, бросилась на солому и заплакала от бессилия и злости на себя и на Петра. Потом, немного успокоившись, она оценила свое положение, и у нее снова задрожал подбородок. Какая же я дура! Чего я ему наговорила! Потом она овладела собой: нет, я ему сказала правду. Та, с которой он связался, кинет его в один прекрасный момент. Но он не должен этого знать! Значит, придется извиниться за пигалицу. Ладно! Но за драку – никогда! Она смахнула злую слезинку, достала носовой платок, промокнула разбитую губу. В голове шумело, и Янка проглотила таблетку анальгина из аптечки. Глянула в окошко на дворец. Окно Петра все
Алексашка просунул голову в комнату Петра, потом тихо вошел. Петр сидел за столом уже в исподнем и невидяще глядел на оплывающую свечу. Потом резко повернул голову и бешено взглянул на Алексашку. Тот инстинктивно попятился и сел на лавку. Петр посопел.
– Нет, за сии слова он мне спиной ответит! – зловеще сказал Петр и поглядел на притихшего Алексашку. – Батогов завтра мне сюда принесешь! Или плеть! – велел ему и посулил. – Я с него три шкуры спущу! – грохнул кулаком по столу и задул свечу. Алексашка тихо прижух на лавке и прислушивался к дыханию Петра. Тот долго ворочался, вздыхал, наконец, засопел ровно. Меньшиков тихо сполз с лавки и выскользнул на улицу. Что-то вдруг екнуло у него в сердце, стало страшно и тревожно за Янку. Он подбежал к амбару:
– Янка, ты спишь?
– Опять ты? – отозвалась она сипло.
– А ну выкладывай, почему государь на тебя в таком гневе?!
– А тебе-то что? – насмешливо спросила она.
– А то, что я его в таком гневе еще не видел! Расскажи, что случилось, я тебе помочь хочу.
– Ты серьезно? – с сомнением спросила она.
– Ей Богу! – перекрестился Алексашка.
– Ну, в общем, я его Анку пигалицей обозвал, – виновато вздохнула Янка.
– Спятил?! – ахнул Меньшиков, потом после паузы спросил. – А чего такой потрепанный?
– Подрался с одним придурком, – неохотно сказала Янка. – Ну, а Пит помешал. Тут я ему и брякнул вгорячах.
– Да, худо твое дело, Янка.
– Прям худее не бывает? – усмехнулась она мрачно.
– Напрасно ершишься, я всерьез говорю, – досадливо произнес Алексашка. – Эх, парень, язык твой, враг твой, ей Богу!
– Начинается! Вот только нотаций мне на ночь глядя и не хватало! Особенно от тебя! – начала злиться Янка. – Если дело пришел говорить, говори!
– Бежать тебе надо! – Алексашка вплотную придвинулся к окну.
– Это еще зачем? – насторожилась Янка, тоже подойдя к окну поближе.
– А затем… – Алексашка сделал паузу и сказал решительно, – запорет он тебя завтра!
Янка на секунду онемела от такой новости. Все, что минуту назад казалось ненастоящим, вдруг обрело реальные черты. У нее даже ноги подкосились.
– Как это? – пробормотала она сразу пересохшими губами.
– А вот так, – вздохнул Алексашка. – Велел мне завтра ему в опочивальню батогов принести, али плетку!
– А ты? – Янка сильно побледнела и отерла пот, выступивший на лбу.
– А что я? Приказ государя, сам понимаешь, – неловко сказал Меньшиков. – Ты беги! Я тебе открою!
– Куда? – вдруг спокойно спросила она, и сама поразилась этому спокойствию.
– Куда хочешь! – отчаянно сказал Алексашка.
– А чего это ты такой заботливый? – вдруг жестко спросила она. Он засопел обиженно:
– Зря ты так, Янка. Я ведь по дружбе.
– Ага, ты сначала разберись кто тебе ближе, я или Пит! – она усмехнулась. – Нет, спасибо, бежать мне нельзя. Я виноват перед ним! – голос у нее зазвенел, и она осеклась.