Янка при дворе царя Петра

Меркина Светлана

– Эх, паря! Не знаешь ты, на что идешь, – пожалел ее Меньшиков.

– Это мое дело! – гордо сказала Янка. – Иди Саня, и спи спокойно, твоя совесть чиста.

Алексашка печально вздохнул, и Янка услышала удаляющийся шорох его шагов. Потом она улеглась и крепко уснула.

* * *

Наступило утро. Петр открыл глаза и тут же вспомнил все, что произошло вчера. Гнев разгорался с новой силой. Он живо оделся и кликнул Меньшикова.

– Ну, либер киндер, – строго сказал Петр, когда тот вошел. – Исполнил ли то, что я тебе велел?

– Мин

херц! – Алексашка с мольбой посмотрел на него. – Пощади его, прошу тебя! Если чего и сказал он тебе не то, так то по дурости, ей-ей! Мин херц!

– Перечишь?! Заступаешься! – Петр схватил его за рубашку и с силой притянул к себе. – Осмелел! – он тряхнул оцепеневшего от страха Алексашку. – Погоди, либер киндер, ты следующий! Отвечай, принесешь, что я велел?

– Нет! – Алексашка отчаянно посмотрел на него и потупился.

– Баба! – Петр презрительно оттолкнул его от себя. – Запомни, о пощаде для него и не проси! По дурости, говоришь, сказал? За дурость и получит! Приведи мне его! Живо!

Алексашка на негнущихся от страха ногах пошел за Янкой. Петр бешено оглядел комнату. Взгляд его остановился на шпаге, лежащей на столе. Он подошел, отстегнул от нее кожаную портупею и сложил пополам.

* * *

Алексашка разбудил Янку. Она мрачно взглянула на него:

– Конвой пришел? – усмехнулась, поднялась, отряхнулась, подобрала сумку. – Ну, веди.

– Янка! – Меньшиков отчаянно посмотрел на нее. – Он просто в ярости! Меня и слушать не стал! Беги, Янка!

– Теперь все равно, – чужим голосом сказала Янка, – пошли, – и вышла из амбара.

Алексашка как побитый пес поплелся за ней, лихорадочно придумывая, как спасти Янку.

Перед дверью в комнату Петра Янка невольно замедлила шаг. Потом решительно вздохнула и вошла. Как только за ней закрылась дверь, Алексашка застонал и закрыл лицо руками.

* * *

Янка, не глядя в сторону Петра, понуро прошла в угол комнаты и сбросила с себя сумку. Он дернул головой и резко шагнул к двери и запер ее на засов. Янка оглянулась на Петра и в ужасе прижалась к стене. Он «весь как божия гроза» невольно припомнились пушкинские строки, бледный, с пепелящим взором, заложил руки за спину и медленно заговорил:

– Ты ничего не хочешь сказать?

– Хочу, – охрипнув от волнения, сказала Янка, глядя исподлобья с другой стороны комнаты. – Я хочу извиниться за оскорбление невинной девушки. Она была ни при чем, и мне жаль, что так получилось.

– Не более? – возмущаясь все больше, почти спокойно спросил Петр. Янка вся сжалась в комок под его жутким взглядом.

– Не более, – твердо сказала она.

– Та-ак. – с негодованием подытожил Петр, дернув бровью, и подошел к столу. – Твоя вина слишком тяжела, чтобы думать о снисхождении. Первое, ты затеял драку в саду знатного человека с сыном знатного корабельщика.

– Я же не знал! – попыталась оправдаться Янка.

– Молчи! – загремел на нее Петр. – Ты уже все сказал вчера! – и продолжал. – Второе, ты надерзил мне, понеже я помешал сему побоищу. И третье, ты в своем злословии против меня затронул особу, которая была

вовсе ни при чем, но ты раскаялся в последнем, – он перевел дух и продолжал. – А за остальные две вины ты будешь наказан! – он взял со стола портупею. – Живо! На лавку!

Янка плотнее прижалась к стене, пылко желая, чтобы стена ее проглотила. Нет, это не со мной, этого не может случиться со мной, в ужасе думала она, еще немного и я откроюсь. Стало по – девчачьи страшно, впервые в ее жизни. Она с мольбой посмотрела на Петра.

– Пит, а может, договоримся без осложнений? Ну, хочешь, я и перед тем пацаном извинюсь и перед тобой при всех тоже. Пит, не надо, пожалуйста! – лепетала она, видя, что он вот-вот атакует. Он пропустил ее лепет мимо ушей и медленно двинулся к ней. Янка по стенке, прилипнув к ней спиной, на парализованных страхом ногах отодвигалась, с ужасом глядя на него. Но взгляд Петра был неумолим. Он подходил, она отодвигалась, хотя было уже некуда.

– Пит, пожалуйста,… я же не хотел… ты же сам мне помешал… Пит!

Но он словно оглох и подошел к ней, взял за шиворот и поволок к лавке. Тут у Янки прорезался голос:

– Пит! Не надо! Я больше не буду! Нет! – отчаянно просила она, упираясь, как только могла. Когда Петр попытался бросить ее на лавку, она, вывернувшись, вцепилась ему в штаны.

– Ах, ты, дрянь! – Петр стегнул ее. Янка вскрикнула и отпустила руки. Он, рыча от бешенства, швырнул ее на лавку. Янка сильно ударилась лбом и едва не отключилась. Первый удар привел ее в чувство, вырвав отчаянный крик. Потом на нее обрушился целый шквал боли, и она потеряла голос. Вцепившись в запястье руки зубами, Янка решила даже не стонать. Ей казалось, что в нее вбивают раскаленные гвозди. Когда стало выше сил, в голове помутилось. Сквозь нарастающий гул в голове, она услышала вскрик:

– Петя, опомнись!

И последним проблеском сознания поняла, что это Наталья.

* * *

После того, как Янка скрылась за дверью, Алексашка, не находя себе места, лихорадочно думал и прислушивался. Когда за дверью бухнули шаги, и послышался крик, он отчаянно рванулся в дверь, но она была заперта. И тут Меньшиков сообразил, что помочь может только Наталья. Не разбирая дороги, он бросился к ней. Ворвался в ее покои и кинулся ей в ноги:

– Спаси, матушка! Убьет он Янку!

Наталья ахнула и бросилась на выручку. Алексашка с разбега выбил дверь, и они оказались в комнате Петра.

* * *

Петр, тяжело дыша, гневно обернулся. Наталья глядела на брата, сурово сведя брови. Он не выдержал ее взгляда, отвел глаза, швырнул портупею на стол и, ни на кого не глядя, оттолкнув плечом Алексашку, стремительно вышел из комнаты. Алексашка затравленно вздрогнул и вышел следом. Наталья закрыла дверь и присела на колени рядом с лавкой, на которой трупом лежала Янка. На лбу у нее красовался огромный синяк, начинающий уже становиться шишкой, губы были в крови. Наталья вышла, кликнула девок, и велела отнести Янку к себе. Когда Янку унесли, Наталья увидела в углу комнаты ее сумку и гитару. Она бережно взяла их и пошла к себе.