Янка при дворе царя Петра
Шрифт:
– Сделаю, мин херц. – спокойно кивнул Алексашка, продолжая следить за компасом. Петр хлопнул его по плечу и пошел в каюту.
На закате корабль бросил якорь возле какого-то монастыря. Янка проснулась и, выслушав несколько наставлений от Петра, касаемо поведения, отправилась со всеми на берег. На нем уже стояла делегация монахов во главе с патриархом. Все они в пояс поклонились подошедшему Петру.
– Здрав будь во веки веков государь, надежда наша, – сказал патриарх. Петр поцеловал ему руку и тоже поклонился.
– Здравствуй, святой отец, –
– Просим, государь, – еще раз поклонился патриарх и увидел Янку. – С тобой отрок, государь? Подойди ко мне, сын мой! – обратился он к Янке. Она подошла, немного заробев.
– Как тебя звать?
– Янка, – смущенно ответила она.
– Не из поляков будешь?
– Немного, – кивнула Янка. – Дед у меня поляк.
– Значит одной веры, христианской. Православный?
– Наверное, – пожала плечами Янка и совсем смутилась.
– Как так? Крещеный?
– Не знаю.
– А который же тебе год? – удивился патриарх.
– Четырнадцатый, – соврала Янка, честно глядя на патриарха.
– Однако надо мальчонку крестить, государь, – сказал патриарх, когда они медленно шли в сторону монастыря. – Не гоже ему нехристем-то ходить.
– Что ж, завтра и окрестим, – сказал Петр. – Я сам крестным буду. А, Янка? – он посмотрел на нее. – Ты как, согласен?
– Вау! Круто, Пит! – восхищенно ответила Янка.
– А родители что ж тебя не окрестили? – снова спросил патриарх у Янки.
– Тут я не в теме, честно говоря, – пожала она плечами. – Бабушка коммунисткой прожженной была. А предкам все время некогда, они вечно в командировках. Поэтому наверно мне не повезло.
– За родителей ты не в ответе, а вот их ошибку мы завтра исправим, – сказал ей патриарх, мало что поняв из ее рассказа.
Они вошли в монастырь. Янке, конечно, было любопытно, но там не понравилось. Длинный коридор был освещен сальными свечами. По обе стороны кельи и только в трапезной более менее. С дороги Петр пошел в баню вместе со стольниками. Звал Янку, но она отказалась.
– Что же ты, Янка? Ведь крестины завтра, не гоже тебе немытым быть, – укорил ее Петр.
– У меня от жары голова болит, а душа как я понимаю, здесь нет, – нашлась Янка, – я на озере скупнусь.
Они вышли на монастырский двор. Петр пошел в баню, недоумевая все-таки янкиному отказу, а Янка нырнула в калитку, находящуюся в высокой монастырской стене, от которой шла тропка к озеру.
– Смотри, не долго, поздно уже! – крикнул ей вдогонку Петр.
– Ладно! – донеслось до него уже с берега.
Янка быстро вымылась, предварительно тщательно замаскировавшись в камышах.
После бани ужинали в трапезной пирогом курником с квасом.
– А как разбойники в лесах, пошаливают? – прихлебывая квас, спросил Петр у патриарха.
– Да не сказать, чтоб шалили, но есть, – ответил патриарх, – однако не разбойники страшны, государь, слуги Софьины повсюду рыщут, опасно тебе очень-то разъезжать. Но у нас будь покоен, люди верные.
– Спасибо, отче, – сказал Петр, чуть нахмурившись, лицо его сделалось озабоченным. Потом тряхнул кудрями, словно отгоняя
– Пойдемте, провожу вас в ваши кельи, – сказал патриарх и вышел из трапезной. Все пошли за ним.
Келья, в которую привел патриарх, была небольшая, и чувствовалось предназначенная специально для гостей. Небольшое окошко, совершенно гладкие стены, возле окна стол, в углу икона с лампадой, две кровати у противоположных стен, лавка у стола, вот и вся мебель.
Стольников разместили в соседних кельях. Петр велел Алексашке спать тут, как он выразился, ну а Янка была уже чем-то самим собой разумеющимся. Так как кровати было только две, Меньшиков великодушно уступил ее Янке, а сам улегся на привычное для себя место на лавке, подстелив на нее одеяло. Янка тоже проявила великодушие и предоставила Алексашке свою подушку, так как вообще не умела на них спать. Он было, сначала отказывался.
– А как же ты, Янка?
– Бери, все равно она ночью на полу будет, такой вот я спальник, – она улыбнулась.
– Ну, все, кончайте базар! – вмешался Петр, уже устроившись на своей кровати. – Алексашка, туши огонь!
Меньшиков задул свечу и заворочался, поудобнее укладываясь на лавке. А Янка таращила глаза в темноту. Когда они немного привыкли, она увидела через окно, что на небе мерцают звездочки. Янка приподнялась на локте, чтобы лучше видеть. А как их много, подумала она с восторгом, обожаю смотреть на звезды. Она села на кровати, но обзор звездного неба сквозь такое скупое окно не увеличился. Тогда Янка тихо слезла с кровати и на цыпочках приблизилась к столу.
– Куда? – раздался в темноте голос Петра.
– Я только чуть-чуть, на звезды посмотреть, – шепотом попросила Янка.
– Марш в кровать! – в полголоса велел Петр. – Не то я тебе на заднице такие звезды нарисую, неделю сидеть не сможешь! Живо!
– Ну, Пит, ну, немножко…
– Я кому сказал! – гневно прошипел Петр.
– Ляжь, Янка, для ради Бога от греха! – вставил голос Алексашка. – Не гневи Бога!
– И меня тоже! – добавил Петр. – Спи, Янка.
Она вздохнула и повиновалась. Но как нарочно спать не хотелось (еще бы, выспалась на корабле). Хоть глаз коли, подумала Янка, вот елки! И еще, словно бес подмывал ее подняться и уставиться в ночное небо. Ладно, подумала Янка, сейчас они выключатся, тогда и насмотрюсь, сколько захочу.
Лежа с открытыми глазами, Янка прислушивалась к дыханию своих «воспитателей». Первым засопел Алексашка, а Петр еще поворочался, повздыхал, наконец, и он засопел ровно. Порядок, подумала Янка, и тихо спустила ноги с кровати. Обулась и снова подошла к столу. Заглянула в окно, но скоро ей надоело рассматривать маленький квадратик неба, ограниченный окошком. Пойду, подышу на волю, решила она и, осторожно ступая, неслышно вышла из кельи. В коридоре монастыря было удивительно тихо, только было слышно, как во дворе монастыря постукивает колотушкой сторож.