Янтарь. Вирус бессмертия
Шрифт:
– Ты кто?
– уже четко спросил Трофим.
– Я?
– существо выпрямилось, поправило несуществующий галстук, - Я Одинцов Григорий Николаевич, я микробиолог, действительный член академии наук СССР, доктор биологических наук, профессор при институте ЧАН, партийный... но документов у меня с собой нет, они все внизу в архиве службы внутренней безопасности.
– Твои коллега, Док, - сталкер значительно посмотрел на Трофима.
– Товарищи, я так рад вас видеть. Вы спасательная экспедиция? Я так ждал... здесь темно, повсюду эти ловушки, а главное одиноко...
Трофим во все глаза глядел на существо. Это было невероятно, понимает ли товарищ Одинцов кто и что оно? Наверняка должен иметь понимание, в конце концов он не простой лаборант, а доктор, академик, ученый микробиолог. Трофим вздохнул.
– Почему вы все еще живы?
– холодно спросил Трофим.
– Я?
– растерялся профессор.
– Я... я... это долго объяснять. Вы сможете мне
– Мы подождем профессор, - Трофим оглянулся на оставшийся позади труп.
– Скажите вы заражены вирусом?
Профессор вдруг потерял всякий интерес к спасению. Расслабился, даже стал немного выше.
– Вы знаете про вирус?
– неожиданно холодным и спокойным голосом спросил он.
– Да. Мы исследуем его, - ответил Трофим.
– Скажите пожалуйста, товарищ, а как вас зовут? Какой у вас уровень допуска?
– засовывая руки в карманы спросил Одинцов.
– Я Гудин Трофим Аристархович, некробиолог исследовательский комплекс Янтарь. Лаборатория номер шесть. Уровень допуска абсолютный. Мне разрешено брать любые пробы и анализы, любые материалы, все что я посчитаю необходимым.
– И кто же вам дал такой уровень допуска? Верховная ставка СВГК СССР?
– с некоторой долей ехидства спросил Одинцов.
– СССР не существует, с девяносто первого года. Тысяча девятьсот девяносто первого года.
– Как?!
– не поверил услышанному профессор.
– Как не существует? Почему?
– Не важно. Теперь здесь никого нет, даже военных. Это закрытая территория на десятки километров вокруг. Ее называют Зона. Единственные представители с Большой Земли это ученые, то есть я и..., - Трофим помедлил,- и сталкер Моль.
– Никто не придет за вами, здесь все давно погибло профессор. Скажите почему вы все еще живы? Почему вы не умерли от голода? Если ли здесь еще выжившие?
Профессор немного сник, но как бы то ни было сейчас он не выглядел жертвой, почему то он казался большим и надменным, хотя Трофим отчетливо понимал что он ничуть не выше него.
– Выживших наверное больше нет. Да я как вы изволили выразиться заражен вирусом и теперь нахожусь в стадии гамма. Вы знаете что это такое стадия гамма?
– Нет, профессор, давайте все по порядку, и от того как и в какой мере вы все расскажите, будет зависеть выйдите вы отсюда или нет.
– Что ж... справедливо, коллега, мне многое надо прояснить, а после я надеюсь вы примите верное решение. В конце концов, я уже достаточно долго хранил государственную тайну, документы с таким сроком уже подлежат переподписанию о не раскрытии, либо они теряют гриф секретности. Я не могу предложить вам чая или стула... но давайте хотя бы присядем, - предложил Одинцов, усаживаясь на пол. Его примеру последовали сталкеры, присев в нескольких метрах от него, разделяемые рядами аномалий.
– Как видите я нахожусь тут в плену, жив и здоров, несмотря на то что это невозможно. Мы разрабатывали специальную вакцину. Вакцину, которая бы позволяла сохранять здоровье и жизнь носителю. Конечно она предназначалась для высшего руководства, чье здоровье всегда нуждалось в корректировке. Мы перепробовали множество вариантов, но самым сильным оказались вирусы с высоким онкопотенциалом.
– Папиллома?
– спросил Трофим.
– Да коллега. Этот вирус был одним из самых обнадеживающих. Мы провели огромную работу, развернули генетическую структуру вирусов и переориентировали его не на разрушение теломер ДНК, а на защиту и восстановление. В результате, процесс старения прекращался и испытуемый восстанавливал все утраченные природные функции, данные о которых не были повреждены в его геноме.
– Ну у вас очки профессор, - заметил Трофим.
– Это? Да, но они мне не нужны, зрение восстановлено полностью, - Одинцов снял очки и убрал их в карман, - вы знаете чтобы не сойти с ума, что уже в на моей стадии не возможно я одеваю их чтобы... чтобы почувствовать себя... частью цивилизации что ли. Вы не забывайте мне оказывается уже сто семнадцать лет, - он усмехнулся.
– Я не знал что я заражен или вакцинирован, называйте как хотите, способы определения в наше время были не совершенны, как и наверное в ваше, - он усмехнулся, глядя в пол.
– У нас случилась авария, я не знаю что именно, но нам всем приказали срочно покинуть помещение, здесь, - он указал себе за спину, - находился один из выходов, часть наших сотрудников успела покинуть помещение до закрытия шлюзов, другая часть нет.
– Восемьдесят шестой?
– спросил Трофим.
– Да коллега, восемьдесят шестой, а что именно произошло вы в курсе?
– Не важно, - отмахнулся Трофим, - рассказывайте.
– Мы поднялись на этот этаж, а потом ворота закрылись и нас обесточило. Ни резервные генераторы, ни аккумуляторы не работали. Мы находились в полной темноте. В комплексе осталось наверное с сотню людей, многие спустились вниз за едой и водой, но я никуда не уходил, я верил что ворота откроют рано или поздно, а будут ли силы у меня подняться к ним с нижних жилых этажей я не знал. Потом, я конечно,
– Там внизу страшно кричали люди, мне казалось что они убивают друг друга, наверное так оно и было. В любом случае я остался здесь, а когда очнулся увидел, что темнота стала не полной, но тут появились эти физические ловушки, - он указал на стену аномалий перед собой.
– Аномалии, - сказал Трофим, - мы называем их аномалии.
– Аномалии, - повторил профессор смакуя каждый звук.
– Какое верное и точное название, коллега. Этих аномалий вначале было не так уж и много. Я плохо помню что было со мной в тот момент, я находился в стадии альфа, это означает бессознательное состояние. Наша вакцина, которая передалась мне каким-то образом действует медленно, но неотвратимо, не забывайте что ее механизм такой же как и у онкологического процесса. Вначале локально, затем метастазирование, а потом весь организм и дальнейшее его восстановление. Помню, очень смутно, что я бродил тут, в замкнутом пространстве, ворота были закрыты, я что-то ел почти в полной темноте, это было как само собой разумеющееся, только потом когда я перешел на стадию бета, я понял что это были мои коллеги. Это было ужасным осознанием, - Одинцов вздрогнул, вспоминая.
– Я, конечно же, избавился от останков, утилизировав их в аномалиях, но голод был нестерпим, растущая во мне новая жизнь, требовала большого количества энергии. Я начал есть даже то, что казалось бы было невозможно, плесень, мох, если получалось найти муху, жука или паука, это было настоящим пиршеством, это продолжалось долго. Не знаю сколько, но я мог долго, очень долго сидеть неподвижно и слушать где тренькнет паутина под лапами паука или в какую сторону полетит муха, выше или ниже. И когда она садилась в пределах досягаемости, я в темноте охотился за ней, прыгая как безумец... это было... это было мучительно, я переловил их всех, всех двухвосток, мокриц, личинок..., - профессор, вытер выступившую слезу.
– Но я ослаб, двигаться становилось все труднее и как-то сам того не замечая, я смог питаться на расстоянии, произошло осознанное слияние восстановившихся клеток, с нервной системой и мозговой структурой отвечающей за управление ими, я получил способность управлять вирусной колонией захватившей мой организм. Теперь я мог чувствовать наполняющее тело жизнь, разбалансировать ее и перетягивать к себе, я понял что это была следующая стадия, стадия гамма. Постепенно я вынужден был уничтожить практически все живое здесь, я пробовал почувствовать жизнь за стенами, иногда мне это удавалось. Мой голод был так нестерпим, что я высасывал эту жизнь, не давая ей возможности сбежать от меня. Но самое странное было то, что после того как я зачищал какой-то пяточек этого ангара, на этом же самом месте вскоре появлялась аномалия. В конце концов, я зачистил все даже сверху, теперь там крайне редко я могу хоть что-то почувствовать..., - профессор посмотрел вверх.
– Там сверху большая термическая аномалия - разлом, - сказал Трофим, - и вы совсем недавно чуть не убили меня в ней.
– Правда?
– удивился профессор, - о... простите пожалуйста Трофим Аристархович, я ведь не мог знать что это вы... в моем положении такой редкий случай поправить свою... свой..., - он не нашелся что сказать.
– Ладно, профессор, прощаю. Дальше.
– Так вот, вы не подумайте коллега, что я только и делаю что пытаюсь кого-либо съесть. Я ведь в первую очередь ученый и человек. Я принял решение разводить плантации плесени, потому что это будет защищать меня. Аномалии не растут в тех местах, где остается хоть что-то живое и в то же время эта плесень, в крайних так сказать случаях, может быть кормовой базой... вот посмотрите, - Одинцов встал и показал несколько зеленых пятен рядом с химическим аномалиями.
– Это Аспергил высший плесневый гриб, вы наверное знаете. Я нашел его под колесом одной из машин, когда у меня еще был выход. Мне пришлось немного поколдовать над ним, чтобы он стал зеленым, вы ведь понимаете коллега, что кроме того что забирать жизнь, я могу и давать ее, могу влиять на геном дистанционно, могу лечить людей... мы можем. Вы понимаете коллега?
– Понимаю, но у вас что есть кто-то еще? Почему вы говорите мы?
– Кто-то еще?
– переспросил Одинцов и задумался, странно глядя на Трофима.
– Да тут был кто-то еще. Я так понимаю один из выживших, тот кто остался последним. Не знаю как его зовут, но именно он открыл эту дверь, - профессор указал на дверь, через которую вошли Трофим и Моль, - он покушался на меня. Думаю что он хотел меня съесть, но поскольку он находился еще в стадии бета, то я дистанционно ослабил его, и он сбежал. Больше я его не видел, хотя регулярно чувствовал, он подглядывал за мной и подслушивал. Я пытался с ним поговорить, привести в чувство, но мне кажется что либо он получил черепно-мозговую травму, либо настолько долго был в состоянии невменяемости, что вакцина, которая без сомнения не дала ему умереть, восстановила только часть его умственных способностей. Конечно, в его случае это прискорбно.