Янтарный телескоп
Шрифт:
Прежде чем убить этого, скальный мара дал ему поговорить и посмеялся над его глупым лепетом.
— Медведь должен идти на юг! Клянусь! Ведьма беспокоится! Правда! Клянусь! Обещай!
— Медведям на юге нечего делать, лживая тварь!
— Правда! Король медведей должен идти на юг! Моржа тебе показываю — хороший, жирный…
— Король медведей — на юг?
— А у летучих сокровище! Летучие — ангелы — хрустальное сокровище!
— Летучие — как мары? Сокровище?
— Как свет, не как мары. Богатые! Хрустальное! А ведьма беспокоится — ведьма огорчается — Скорсби мертвый…
— Мертвый? Человек с шара мертвый? — Сухие утесы эхом отозвались на хохот
— Ведьма его убивает. Скорсби мертвый, медвежий король идет на юг…
— Скорсби мертвый! Ха-ха, Скорсби мертвый! Скальный мара свернул песцу голову и подрался с братьями за его потроха.
…они придут, придут!
— Но где ты, Лира? Этого она не знала.
— По-моему, я сплю, Роджер, — только и могла она сказать.
Позади мальчика она видела других духов, десятки, сотни; сгрудившись, они смотрели на нее и прислушивались к каждому слову.
— А эта женщина? — спросил Роджер. — Надеюсь, она не умерла. Надеюсь, она поживет подольше. Потому что, если она спустится сюда, тогда уже негде будет спрятаться, мы навсегда станем ее пленниками. Это единственное, что есть хорошего в мире мертвых, — что ее тут нет. Только знаю: когда-нибудь она сюда явится…
Лира была встревожена.
— Кажется, я сплю и я не знаю, где она! Она где-то близко, и я не могу…
Глава четвертая
Ама и летучие мыши
Будто затаясь она лежала.
Жизнь от неё убежала,
Что бы обратно прийти
После долгого пути.
Образ спящей девочки накрепко засел в голове у Амы — дочь пастуха думала о ней не переставая. Ни на секунду не усомнилась она в том, что рассказала ей миссис Колтер. Колдуны безусловно существуют, и нет ничего удивительного в том, что они наводят сонные чары и что мать с такой свирепой заботливостью ухаживает за дочерью. Ама восхищалась красивой женщиной в пещере и ее заколдованной дочерью, почти боготворила их.
Она приходила в долину при всякой возможности, чтобы выполнить поручение женщины или просто поговорить с ней и послушать ее чудесные рассказы. И всякий раз надеялась хоть краем глаза увидеть спящую; но удалось ей это только однажды, и она примирилась с тем, что ей вряд ли позволят увидеть девочку снова.
И все время, пока она доила овец, расчесывала и пряла шерсть или молола ячмень для хлеба, ее не оставляли мысли о заколдованной девочке и о том, почему ее заколдовали. Миссис Колтер так и не объяснила этого, и Ама могла воображать что угодно.
Однажды она взяла лепешку медового хлеба и проделала трехчасовой путь до Чоулунсе, где стоял монастырь. Лестью, терпением и подкупом — отломив привратнику кусок медовой лепешки, она добилась приема у великого целителя Пагдзына тулку [1] , остановившего всего лишь год назад вспышку белой лихорадки и необычайно мудрого.
Ама вошла в келью великого врачевателя, низко поклонилась и с самым смиренным видом протянула оставшуюся часть медовой лепешки. Деймон монаха, летучая мышь, стала носиться над ее головой; ее деймон,
1
Тулку — у тибетских буддистов высокий чин в иерархии, человек, в прошлой жизни бывший простым святым или божеством.
— Да, дитя? Быстрее, говори быстрее, — сказал он, и его длинная седая борода вздрагивала при каждом слове.
В сумраке, кроме этой бороды и его блестящих глаз, она почти ничего не видела. Его деймон подлетел к балке, повис наконец спокойно, и она сказала:
— Пагдзын тулку, я хочу набраться мудрости, хочу научиться чарам и волшебству. Вы можете меня научить?
— Нет.
Она этого ожидала.
— Тогда можете рассказать мне только об одном лекарстве? — робко спросила она.
— Может быть. Только не скажу, какое оно. Я могу дать тебе снадобье, но не открою секрет.
— Хорошо, спасибо, это великое благодеяние, — сказала она и несколько раз поклонилась.
— Что за болезнь и кого она постигла? — спросил старик.
— Это сонная болезнь, — объяснила Ама. — А заболел сын двоюродного брата моего отца.
Ей казалось, что она ответила очень хитро, поменяв пол больного на случай, если целитель слышал о женщине в пещере.
— А сколько лет мальчику?
— На три года старше меня, Пагдзын тулку, — сказала она наугад, — двенадцать, значит. Он спит и спит, и не может проснуться.
— Почему не пришли его родители? Почему прислали тебя?
— Они живут далеко, на другом краю моей деревни, и очень бедные, Пагдзын тулку. Я только вчера услышала, что заболел мой родственник, и сразу пошла к вам за советом.
— Мне надо видеть больного, надо подробно осмотреть его и выяснить положение планет в тот час, когда он заснул. Спешка в таком деле не годится.
— И никакого лекарства не можете дать для него?
Деймон мудреца, летучая мышь, упал с балки и, замахав черными крыльями уже над самым полом, молча заметался туда и сюда по келье, так быстро, что Ама не поспевала за ним взглядом; но блестящие глаза целителя внимательно следили за его полетом, и, когда он снова повис вниз головой на балке и укрылся темными крыльями, старик встал и принялся ходить от полки к полке, от кувшина к кувшину, от коробки к коробке — тут зачерпывал ложку порошка, там добавлял щепотку трав, точно в том порядке, в каком облетал их деймон. Все ингредиенты он ссыпал в ступку и растер, бормоча заклинания. Потом постучал пестиком по звонкому краю ступки, чтобы сбросить последние крошки, взял кисточку и тушь и на листке бумаги начертил какие-то значки. Когда тушь высохла, он высыпал порошок на бумагу с надписью и ловко сложил из нее квадратный пакетик.
— Пусть они кисточкой закладывают порошок в ноздри спящему, понемногу при каждом вдохе, — сказал старик, — и он проснется. Это надо делать с большой осторожностью. Если слишком много сразу, он задохнется. И самой мягкой кисточкой.
— Спасибо вам, Пагдзын тулку. — Ама взяла пакетик и засунула в карман самой нижней рубашки. — Жалко, у меня нет для вас еще одной медовой лепешки.
— Одной достаточно, — сказал целитель. — Ступай и, когда придешь в следующий раз, скажи мне всю правду, а не половину.