Япона осень
Шрифт:
Да-да… Наше убежище — классическая пещера под водопадом. Сверху вода падает, снизу ручей течёт. Всё мокрое, запахи не держатся — вот бестии и не могут выследить. Ничего сложного. Кроме грозящего нам гастрита, который у суставов. Вот, сука, прицепился этот гастрит!..
— Ну чё там? — буркнул я, сердито глянув на Пёстрого.
— Смотри, костры! — показал тот на Третий Корень.
Наше убежище — оно на склоне горы, которую мы называем Зуб. А от этой горы расходятся, как лучи у солнца, каменистые… Не знаю, как их назвать. То ли слишком длинные холмы, то ли слишком низкие хребты. Очень на корни дерева
В общем, на Третьем Корне, на самом конце, который с трёх сторон огибает Река, реально кто-то жёг костры. Раз, два, три, четыре… Много! А сколько точно — не разглядеть. Но больше десяти. Гарантированно, психи!
— Психи! — я покачал головой. — Не жильцы!
— Нуб, надо им сказать! — возбух Пёстрый.
— А кто туда пойдёт? Ты? — осадил его я. — Или, может, Тряпка?
Я указал на второго дозорного, и тот криво улыбнулся.
— А ты? — расстроился Пёстрый.
— А я завтра поведу народ к Алтарю Вознаграждения! — отрезал я.
— Так это… Там же бестии, Нуб! — вскинулся Тряпка.
— Вы совсем дураки, что ли? — удивился я. — Бестии сейчас снимутся и рванут туда, к кострам! И пока они там будут пузо набивать, мы успеем сходить баллы потратить!
— А эти, с кострами? — удивился Пёстрый.
— А их, дебилов, сожрут! — ответил я, развернулся и пошёл обратно в пещеру.
Было холодно. Последнее время по ночам — ваще дубак. А уж после того, как промокнешь — и совсем жопа. Но мне на это было плевать. Сейчас холодно мне было внутри. Потому что где-то там были люди. И они жгли костры. Если выйти прямо сейчас — успею их предупредить. Но уйти-то обратно уже не успею… Зато хотя бы дам им шанс!
Я тряхнул головой, отгоняя дурацкие мысли, и пошёл к лежанке. У меня есть свои люди, и я отвечаю за них! А эти пришлые подарили нам шанс дожить до весны. Совсем крохотный. Но — шанс!
Нельзя его упускать!
Глава 20
На отличненько закрепились
Дневник Листова И. А.
Двести семьдесят четвёртый день. Большое дерево…
Это было самое большое дерево в округе. И подлец-Касаткин его сразу заприметил. Зачем-то… Но, возможно, все инженеры, когда идут в гору, едва переставляя ноги и обливаясь едким п о том — по пути деревья подмечают? Кто их знает? Инженеры же… Вымирающий вид…
Дерево было именно деревом. То есть у него имелся массивный ствол, который и три человека с трудом обхватили бы… И ветви, самые нижние из которых располагались на высоте десятка метров… И даже листья, которые больше напоминали иголки — но были всё-таки листьями, потому что начинали желтеть.
Возможно, заприметив дерево и пройдя мимо, Касаткин бы вскоре забыл о нём… Но, на беду, к нему в тот же день подошли Бур со Стариком. И как взяли, как озадачили расчисткой завалов!
А ведь Касаткин — инженер. Мозг у него практичный, а организм ленивый — и тягать огромные валуны при помощи рычага и собственных невеликих сил не хочет. Это только античные греки
А современный инженер — существо нежное, любящее цифры и тем самым близкое, скорее, к пифагорейцам, а не к спартанцам. Поэтому он Вселенную без крана переворачивать не в состоянии! Без крана, как я подозреваю, Касаткин даже чашку бы не стал поднимать. Но жажда — тварь такая, неблагородная, и на высокие запросы инженера к вспомогательной технике ей плевать: либо пей, либо сдохни без жидкости.
А раз нужен кран, то нужна и стрела! Да-да, тот же самый рычаг, но не рычаг, а — стрела! А ещё точка опоры, противовес и прочие радости инженерной мысли… И всё это прекрасно! Ведь Вано всегда за вспомогательную технику, лишь бы самому тяжести не таскать.
Я бы даже не ёрничал, если бы подлец-Касаткин раскрыл рюкзак и вытащил оттуда готовый кран. Но это светило инженерного безумия просто присмотрело дерево!.. Да! Вот это самое дерево! И сказало, что с такой стрелой у нас гарантированно всё получится…
— Козёл! — подвела итог Кострома. — Давайте вернёмся и просто оторвём инженеру башку?
— И что это изменит? — мрачно уточнил я, косясь на нижние ветви древесного великана.
— Нет инженера — нет крана! Вано! Ты же юрист! Должен знать основы! — поддел меня Пилигрим.
— Если учесть, что это единственный инженер на ближайшие пять-шесть тысяч километров… И это я, заметьте, ещё пытаюсь фонтанировать оптимизмом… В общем, нет инженера — нет совсем ничего! — отрезал я.
— Поэтому мы ему, чисто, палец сломаем! — согласился со мной Мелкий. — Ну чо? Я пошёл?
— Куда? — поморгав, не поняла Кострома.
А Мелкий уже достал топорик, больше подходящий для рубки веток и молодых ёлочек, и с суровым решительным лицом устремился к дереву.
Останавливать мы его не стали. Интересно было посмотреть: чего это он? А гопник, не обращая внимания на наши взгляды, начал самозабвенно тупить топор о толстенную древесную кору. И даже мурлыкал что-то себе под нос. А топором он двигал так быстро-быстро, что меня это чуть не загипнотизировало…
Впрочем, не только меня! Пару минут весь отряд «лесорубов» внимательно наблюдал за схваткой гопника и дерева.
А затем Мелкий остановился, утёр со лба трудовой пот и, обернувшись к нам, с фальшивым энтузиазмом провозгласил:
— Ну и? Чо встали? Кто на смену? Берите топор, налетайте! Все поработаем! А я пока метнусь, на, погутарю… Ну шоб нам жрачки на год прислали! Раньше, на, не осилим!
Он протянул топор Костроме, а та, покачав головой, вынесла окончательный вердикт нашему штатному гопнику:
— Дураком был, дураком и остался!
— Ну и ладно, на! Ну и как хотите! — притворно обиделся Мелкий. — Моё дело, на, предложить!.. Смотри, как поработал! Во…
Он подошёл к месту, где безжалостно портил топор об кору, и ткнул пальцем в еле заметную зарубку:
— Я-то уже во!.. Типа, кору почти прорубил, на! — закончил гопник.
А поскольку вид Мелкий имел столь гордый и так внутренне светился, будто скопал Эверест, то ответить ему никто не смог. Все бессовестно ржали. Впрочем, некоторые ржали совестливо, отвернувшись спиной и делая вид, что разглядывают, например, букашек, которых здесь было хоть пруд пруди.