Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир

Воробьёв Михаил Васильевич

Реформы общественного строя

Реформаторская политика сознательно почти не разрушила общественную структуру страны. Это в полной мере относится к привилегированной категории населения: ни одна группа такой категории не подверглась ликвидации, прямому и открытому изменению статуса. Это, конечно, не удивительно, так как реформы проводились наиболее дальновидными представителями этой же привилегированной категории и, в общих — в перспективе — интересах эксплуататорского класса, частью которого оставались эти старые общественные группы. Оказалось достаточным пересмотреть и перераспределить среди разных групп привилегированной категории отдельные экономические преимущества, военные и административные обязанности.

В результате

кланы и взаимоотношения внутри кланов сохранялись, но эти кланы утратили былое политическое значение. Император мог позволить себе хвалить одни и порицать другие кланы, лишать привилегий третьи, назначать вождей в четвертые — все это в зависимости от их лояльности, усердия на службе и собственных политических целей, хотя в целом он опирался на них. Так, в «Нихонги» содержатся сведения о том, что в 650 г. император благодарил министров, оми, мурадзи, управляющих корпорациями и областями за верную службу. Зато в 677 г. сделал строгое предупреждение клану китайских иммигрантов — Ямато-но Ая-но атаэ, который обвинил в постоянных нелояльных поступках со времен правления царицы Суйко. К 675 г. относится интересное распоряжение губернатору пров. Мино о переселении некоторых потомков привилегированных представителей знати в Восточные земли (Тогоку) и о превращении их в крестьян. В 664 г., по воцарении, Тэнти лично назначил глав в некоторые кланы.

Желая подорвать социальный престиж знати, Котоку в 647 г. приказал лишить кланы — носители званий оми, мурадзи, управляющих областями и корпорациями права сохранять в своих фамилиях имена богов и царей, ставящие такие кланы в ряд с царствующим домом. В 682 г. был издан указ о кланах. Членам кланов было велено выделить старшего (удзи-но ками). Очень разветвленным и многочисленным кланам было рекомендовано раз-делиться и для каждого ответвления выбрать своего старшего. Запрещалось включать в клановые списки посторонних лиц, эти списки и кандидатуры старших подлежали утверждению властей. Указанное распоряжение имело важные последствия для судеб кланов. Хотя кланы как общественная категория узаконивались, сокращались их размеры (путем обязательного деления и исключения из списков лиц, которые не могли доказать свою исконную принадлежность к клану), ослаблялась традиционная власть вождей кланов (введением принципа выдвижения вождей), а главное, кланы лишались политического значения, все организационные мероприятия, касающиеся кланов, были поставлены под контроль центральной власти.

Формально старые клановые звания сохранялись («Нихонги» ими пестрят), но в 684 г. была введена новая шкала клановых званий. Все звания, многочисленные в прошлом, сведены к восьми, образующим последовательность от высшего к низшему: мабито, асоми, сукунэ, имики, мити-но си, оми, мурадзи, инаги. Пересмотр- системы наследственных званий иногда рассматривается как уступка клановой знати, как средство увязать иерархию званий с табелью о рангах. Однако между двумя последними системами не устанавливалось никакой зависимости. Выработка новой иерархии званий подрывала саму идею исконности их существования. Новая иерархия составлена таким образом, что наиболее важные некогда звания (оми, мурадзи) оказались в нижних графах шкалы, а менее важные звания (сукунэ) возвысились над ними. Более того, многие почитаемые звания исчезли, но появились новые, ранее неизвестные (имики, мити-но си и др.). Нарушилась целостность старой клановой иерархии, реально еще доживавшей свой век. Новая иерархия была выдержана в таком виде, что затрудняла даже неофициальное приравнивание старых званий к новым.

Интересные наблюдения над характером реформы званий сделаны в последние годы. В главах «Нихонги» 71 % упоминаний званий, относящихся к VI–VII вв., имеют в виду звания новые. Лишь 29 % упоминаний относятся к званиям старым [Miller, 1974, с. 110]. Поскольку такие упоминания часто относятся к одним и тем же кланам или лицам, можно-привести другие цифры. «Нихонги» на своих страницах, посвященных VI–VII вв., 249 pas упоминает носителей старых званий (кланов в целом и отдельных лиц), принадлежащих к 129 кланам, и 693 раза — носителей новых званий (кланов в целом и отдельных лиц), принадлежащих к 177 кланам и получивших эти звания в правление Тэмму и Дзито, в 673–697 гг. [Miller, 1974, Арр. 1, pt. А, В,].

Введение новых званий дало правительству возможность наградить высшими званиями молодые кланы и, следовательно, повысить их социальный престиж,

наделить низшими званиями старые кланы (или даже вовсе «забыть» о них при новых пожалованиях). Поскольку пожалованиями распоряжались императоры, они приобрели мощное средство укрепления своей власти. Новая система твердо ставила носителей новых званий ниже императорского клана и пресекала все претензии кланов на равенство или даже на более высокое место в традиционной иерархии, связанной с сакральными идеями, по сравнению с положением императорской фамилии. Одновременно введение новой системы званий подтверждало общественную ценность званий, как таковых, как элемент традиционализма перед лицом вновь созданной системы рангов по облику китайской [Miller, 1974, с. 141–142].

Хотя по идее, заложенной в манифесте о реформах, в стране предполагалось существование лишь двух социальных категорий: народа и чиновничества (кроме императора, естественно), общественный статус ни одной из этих категорий не определен реформаторами ни в манифесте, ни в дальнейшем на протяжении VII в. Отчасти это случилось потому, что указанные категории в социальном отношении являлись надуманными (нерасчлененные «граждане»— комин), отчасти потому, что категория чиновничества, на-пример, не настолько еще сложилась, чтобы получить самостоятельный общественный статус.

Столь же незначительному изменению подвергся общественный статус простонародья, если не считать очень важного в принципе и в перспективе провозглашения простонародья «гражданами» государства и подданными императора. Однако во второй половине VII в. не были разработаны соответствующие административные и экономические вопросы, связанные с новым состоянием простонародья [Kikuchi, 1967].

Общественный статус крестьян неизбежно попал в поле зрения реформаторов, когда в 652 г. началась реорганизация податного населения. 50 дворов объединялись в поселок во главе со старшиной. Двор организовывался на строго патриархальных началах, во главе неизменно оказывался его старейший член. Пять таких дворов объединялись на началах взаимопомощи и взаимоответственности и возглавлялись самым старшим из патриархов. Социальное значение этого мероприятия заключалось в активном вмешательстве в структуру общины. Выделение крестьянского двора как самостоятельного, патриархального организма произошло еще в дореформенный период — это закреплялось новым положением. Но сведение таких хозяйств в пятидворки, а пятидворок — в пятидесятки пренебрегало многими сторонами жизни общины: свободной численностью, которая в реальности не могла составлять круглую цифру; естественностью расселения, не учитываемой при создании искусственных поселков; всеобщностью внутриобщинных отношений, нарушавшейся принципом круговой поруки по иерархии— внутри пятидворки, затем внутри поселка.

К моменту реформы крестьянство уже стало неоднородным. Неоднородность лишь прикрывалась рассуждениями о едином народе — и равном наделении землей. Имущественное неравенство, очевидно, сильно ощущалось и, главное, фиксировалось. В 675 г. сельское население разделили на три категории в зависимости от состоятельности. Двум последним категориям местные власти имели право ссужать для посева казенный рис, полученный в счет налога. Хотя крестьяне провозглашались «гражданами», а как держатели наделов — казеннообязанными, именно реформа создала слой сельского населения, частнофеодальный характер зависимости которого проступал впервые совершенно отчетливо. Мы имеем в виду дворы, даваемые в кормление новой аристократии и чиновничеству. В отличие от личных слуг старого Ямато (яцуко) такие крестьяне не принадлежали своим хозяевам, но обязаны были вносить им — пока те находились на службе — ренту. Численность дворов, выделяемых в такие бенефиции, колебалась от нескольких десятков до тысячи и более [Nachod, 1929, с. 210–212].

Манифест о реформах внес решительные изменения в положение большинства категорий зависимых (бэминов). Он освободил именных и потомственных кормильцев, царских и клановых (мина- сиро, микосиро), царских корпорантов (томо-бэ), частных корпорантов (каки-бэ), земледельческих корпорантов (та-бэ) и объявил их «гражданами». Последующие указы подтверждали манифест, распространяя освобождение на все категории зависимых, в том числе и на впервые упомянутые в летописи «каки-но томи» (664 г.). По идее реформаторов, освобожденные зависимые вливались в категорию держателей государственных наделов [Nachod, 1929, с. 205–210; Kitamura, 1957].