Япония: язык и культура

Алпатов Владимир Михайлович

Гендерная лингвистика часто сводится к двум полярным типам различий. Об особых мужских и женских языках, имеющих особую лексику, а иногда даже фонетику и грамматику, чаще всего пишут применительно к «экзотическим» языкам народов, культура которых считается традиционной. С другой стороны, выявляются очень тонкие, не лежащие на поверхности гендерные различия в английском и других языках развитых стран. А японский язык, несмотря на то, что там различия гораздо более очевидны, чем в европейских языках, часто учитывается недостаточно, что отмечают японисты [Tanaka 2004: 24–25]. Речь, разумеется, идет лишь об исследованиях за пределами Японии. В Японии, где данная проблематика также долго игнорировалась, ей начали заниматься раньше, чем на Западе [Tanaka 2004: 26–27]. Переломным моментом считают конец 70-х гг. [Endoo 2001a: 16–17]: тогда вышла первая книга по женскому варианту языка, принадлежавшая видной лингвистке Дзюгаку Акико [Juga-ku 1979], а в следующем году появился специальный выпуск журнала «Котоба». В развитии гендерных исследований в японской лингвистике

сыграло роль то, что к этому времени среди языковедов в Японии появилось много женщин, которые активно занялись этими проблемами. Сейчас почти ежегодно выходят монографические исследования по гендерной лингвистике [Endoo 2001a: 19]. Из работ последних лет отметим сборник статей [Onna 2001] и недавнюю книгу [Nakamura 2007], в которой рассматривается социальный аспект проблемы. Любопытен также двухтомный словарь мужских и женских слов [Sasaki 2000–2003], куда включена лексика самого разного рода, как-то связанная с гендерными отношениями: слова и грамматические элементы, употребляемые мужчинами или женщинами, лексика, обозначающая мужчин или женщин, и даже слова имеющие какую-то специфику подобного рода вплоть до naku 'плакать'. Среди публикаций, появившихся на Западе, выделяется книга [Shibamoto 1985]. В России за последнее время защищена диссертация [Крнета 2003], немалый материал содержится также в диссертации [Благовещенская 2007].

Японский язык находится как бы посередине между некоторыми языками народов, где полностью господствуют традиции древних эпох, и языками вроде русского или английского, где гендерные различия надо особо выискивать. Этот язык демонстрирует, что значительные расхождения между мужской и женской речью свойственны и современным развитым странам. Например, в переводах с японского на западные языки, хотя и добавляются местоимения вроде он, она в японском языке (появившиеся под влиянием западных языков, но мало употребительные), но самые яркие особенности японской мужской или женской речи остаются без каких-либо эквивалентов [Sasaki 2000–2003, 2: 1–3]. Сразу отметим, что тот японский язык, который отражается в учебниках и нормативных грамматиках, в основном отражает то, как говорят мужчины, поэтому специально чаще изучают женские особенности, чем мужские: они в большей степени воспринимаются как отклонения от нормы.

Мы уже упоминали, что в средние века женщины не только говорили, но и писали не так, как мужчины, и одновременно существовали мужская литература на камбуне и женская литература на чистом японском языке. Нынешние различия, однако, не восходят к тем временам. Исследователи обычно возводят их к языку придворных дам XV–XVII вв. (nyooboo-kotoba), хотя есть и мнение, что этот язык был в то время распространен и среди женщин, и среди мужчин, и лишь позже стал считаться женским [Nakamura 2007: 67–80]. Сейчас различия мужской и женской речи в некоторых случаях настолько велики, что можно говорить о мужском и женском вариантах языка. Различия могут проявляться и в интонации, и в лексике, и в синтаксисе, и даже в употреблении некоторых грамматических элементов языка; особо надо отметить различия в формах вежливости и в особенностях ведения разговора.

Более всего расхождения проявляются в устной диалогической речи, хотя в той или иной мере могут проявляться везде. По мнению некоторых специалистов, пол пишущего легко идентифицируется и в письменном тексте [Akasu, Asao 1993: 89], хотя другие указывают (что, видимо, точнее), что это иногда возможно, иногда нет: существует особый женский стиль письма, хотя сейчас не все писательницы ему следуют [Urushida 2001: 82, 88]. В устной речи различия тем заметнее, чем менее официальна ситуация общения. В официальном диалоге (как и во многих видах письменной речи) грамматических и лексических различий может и не быть, но различия могут проявляться на дискурсивном уровне [Tanaka 2004: 29]. Всё это в основном связано с тем, что большинство наиболее явных мужских или женских особенностей имеет ярко выраженный разговорный характер, хотя может выразиться и на письме, особенно при распространившемся в наши дни общении по Интернету и SMS.

С некоторыми особенностями мужской и женской речи мы уже сталкивались. Местоимения 1-го лица boku, ore – чисто мужские (о ненормативном употреблении boku женщинами см. ниже), washi (сейчас редко) обычно мужское, редкое местоимение 1-го лица ataku-shi – чисто женское, более частое atashi распространеннее у женщин. Местоимение 1-го лица watashi употребляется мужчинами и женщинами, но для молодежи оно становится женским [Endoo 2001b: 37]. Из личных местоимений 2-го лица kimi и omae – мужские (хотя выше упоминалось, что женщина может назвать omae собаку), anta – чаще женское. Различия в употреблении местоимений устойчивы, даже у студентов, наиболее склонных к нарушению правил [Ozaki 2001: 145–146]; это – «прототипические гендерные показатели», сохраняющиеся даже в более официальных стилях вроде телевизионных интервью, где иные расхождения могут стираться [Tanaka 2004: 133]. Различия могут отражаться даже таким образом: в книгах о животных и на клетках

в зоопарках пол животного (текст подается якобы от его имени) иногда выражается местоимением boku, ore или watashi: Naze ore wa neko ni umarete kita no daroo (надпись в календаре) 'Почему я родился котом? . Пол в этой фразе выражен только местоимением.

Другое явное различие—разный (хотя частично пересекающийся) набор так называемых модально-экспрессивных частиц. Они исключительно часты в любой неофициальной разговорной речи (или в ее имитации, например, в женских журналах), заканчивая большинство предложений. Этим, кстати, речь японцев обычно отличается от речи иностранцев, которые из всех средств японского языка хуже всего осваивают именно частицы данного типа [Sasaki 2000–2003, 2: 307]. Они присоединяются к сказуемому или к другому последнему слову предложения, если оно оборвано, выражая разнообразные отношения с собеседником (предложения согласиться, подтверждения и пр.) или те или иные эмоции говорящего. Есть чисто мужские частицы: zo, ze; еще больше чисто женских частиц: wa, no, kashira и др. Некоторые вроде бы общие частицы у мужчин и женщин различаются интонацией и/или значением. Таким образом, в разговорной речи такие частицы – четкий индикатор гендерных различий: они указывают на разные правила речи для мужчин и женщин. Поэтому их вводят даже в переводы на японский язык, например, интервью, когда надо передать женскую речь [Yabe 2001: 178–179]. Данный вид гендерных различий восходит еще к временам Мэйдзи [Nakamura 2007: 127, 138]. Сейчас в целом эти различия сохраняются, хотя и указывают, что по сравнению с местоимениями модально-экспрессивные частицы не столь устойчивы именно как средство различения мужской и женской речи, нередко, особенно среди молодежи, специфических мужских и женских частиц избегают [Sasaki 2000–2003, 2: 309; Yabe 2001: 179]. Но в женских журналах, где требуется следовать стереотипам об отличиях женской речи, их количество растет [Nakajima 2001: 57]. Указывают и на устойчивость некоторых частиц: даже женщине, не говорящей «по-женски», трудно обойтись без частицы wa [Suzuki Ch. 2001: 96].

Еще одно яркое различие, скорее статистическое, чем абсолютное, – обилие в женской речи незаконченных предложений, в том числе с опущенной связкой; контекстная законченность часто создается употреблением модально-экспрессивной частицы. Хотя, как говорилось выше, такая незаконченность встречается и у мужчин, но для женщин она более специфична [Tanaka 2001: 28]; если в среднем в журналах 60 % всех предложений (включая прямую речь) завершаются сказуемыми, то в женских журналах – 28–33 % [Nakajima 2001: 56]. Отмечают и большую частоту в женской речи восклицательных предложений [Nakajima 2001: 56–57], стяжения аналитических глагольных форм в синтетические [Endoo 2001a: 20], разное употребление междометий [Sasaki 2000–2003, 2: 260–264], различный набор слов-паразитов в мужской и женской речи [Reino-ruzu 2001: 103–104].

Имеется специфически мужская и специфически женская лексика, зафиксированная в словаре [Sasaki 2000–2003], хотя различия здесь чаще имеют статистический характер. Различия обычно связаны с этикетом, причем нередко противопоставлены не чисто мужское и чисто женское слово, а гендерно выраженное и немаркированное: kuu 'есть', hara 'живот' считаются мужскими и слишком грубыми для женщин, а противопоставленные им более вежливые taberu, o-naka нейтральны с гендерной точки зрения. В прошлом использование женщинами канго не допускалось и даже запрещалось, в частности, в эпоху Токугава [Nakamura 2007: 50]. Сейчас, разумеется, таких ограничений нет, но в целом сложные канго чаще употребляются мужчинами [Moeran 1989: 12]. В довоенные годы женщины мало осваивали и гайрайго, но теперь, по мнению Дж. Стенлоу, женщины в какой-то степени берут в этой сфере реванш за позднее освоение канго, и в освоении новых гайрайго они могут оказываться впереди [Stanlaw 2004: 127].

И, безусловно, различия мужской и женской речи во многих аспектах связаны с иерархическими отношениями и этикетом. В предыдущей главе приводились примеры различий в семье. В отличие от местоимений подавляющее большинство глагольных форм адрес-сива и гоноратива могут употребляться мужчинами и женщинами. Исключение составляют наиболее грубые формы повелительного наклонения, и то женщины могут их употребить в лозунгах или при скандировании, но не при обращении к конкретному человеку. Однако всегда действует не абсолютное, а относительное правило: при прочих равных условиях чем вежливее форма, тем вероятнее использование ее женщинами. Поэтому наиболее вежливые формы воспринимаются как «нормально женские», а наиболее невежливые – как «нормально мужские», что отражается даже в телевизионных интервью, где общие гендерные различия могут быть не так велики [Tanaka 2004: 131].

Различие в употреблении форм этикетной вежливости заметно и в письменной речи. Иногда даже выделяют как особый жанр сочинения «пишущих домохозяек» – письма в журналы и газеты, часто на свободную тему. Особенность этих сочинений – употребление вежливых форм адрессива и модально-экспрессивных частиц [Urushida 2001: 86; Kumagai 2001: 183]. Их авторы как бы разговаривают с неизвестным собеседником, используя разговорные слова и грамматические формы. Мужчины так обычно не пишут, хотя употребление стандартных вежливых форм адрессива с суффиксом – mas– нередко встречается и в текстах, сочиненных мужчинами.