Япония: язык и культура
Шрифт:
Нередко, особенно в устной речи и в текстах, написанных на латинице, возникает смешение языков. На каком из языков написана, например, вывеска в Токио: Mitsui Grandioso Club? Или этикетка на банке саке: Sake. One cup. Ozeki (ozeki – один из рангов борцов сумо)?
Многие исследователи в разное время писали о смешанных японо-английских языках, которые называлиJaplish, Janglish, Japanished English и др. [Stanlaw 2004: 265–266; Stevens 2008: 134], они распространены в эстрадной музыке, надписях на майках и пр. Отмечают, что в текстах эстрадных песен (например, в стиле рэп) появляется даже такое принципиально не свойственное японскому языку явление как рифма (на него даже Пушкина переводят верлибром): рэперы регулярно стараются рифмовать, хотя жалуются на трудности [Stevens 2008: 135].
Потребители такого рода текстов чаще всего, как большинство японцев, имеют какое-то представление об английском языке, но свободно им не владеют. По мнению исследовательницы японской поп-музыки, создается псевдо-английский язык, устанавливающий контакт со слушателями, которые настоящий английский язык знают плохо [Stevens 2008: 138].
Впрочем, такие явления не надо преувеличивать. Даже в двуязычных веб-сайтах информация на японском языке обычно намного богаче [Gottlieb 2005: 136]. А первая же пресс-конференция общества онкологов, как отмечает та же газета, кончилась тем, что один из участников не смог ответить на вопросы на английском языке и перешел на японский.
Итак, ситуация парадоксальна. С одной стороны, пишут, что английский язык в Японии присутствует везде, подобно воздуху [Stanlaw 2004: 1, 186–187], что общественная атмосфера требует знания японского языка [Yamamoto 1996: 51]. Но, с другой стороны указывают, что в Японии очень невелико двуязычие [Stanlaw 2004: 4], существующее лишь на индивидуальном или семейном уровне [Yamamoto 1996: 70–71]. Постороннему наблюдателю, по крайней мере, в крупных японских городах, роль английского языка может показаться очень значительной: много объявлений, вывесок, указателей на английском языке, причём за последние два десятилетия их число заметно выросло. Впрочем, оно может варьироваться: в синтоистских храмах Никко указателей на английском языке почти нет, а на железнодорожной схеме района Киото-Осака на двух языках указаны названия станций основных линий, но станции местных линий, куда редко заезжают иностранцы, обозначены только по-японски. Согласно стандартным японским представлениям, для своих – японский язык, для чужих – английский, но и им надо пользоваться только в необходимых случаях. Для значительного числа японцев вопрос об общении с иностранцами по-прежнему не слишком актуален, а для себя необходим один японский язык.
Насколько эта картина меняется? В целом она остается прежней, хотя в последние десятилетия, особенно в период правления премьер-министра Д. Коидзуми (2001–2006) были предприняты меры для распространения в Японии английского языка и американской культуры. Государственные органы, на которых сильное впечатление произвели упомянутые выше данные международных экспертов, предпринимают меры для преодоления низкого уровня владения английским языком в Японии. Правительственная комиссия в 2000 г. поставила задачу сделать его всеобщим lingua franca [Gottlieb 2005: 70–71]. В 2003 г. Министерство образования приняло новый план, целью которого является научить всех выпускников средних и повышенных средних школ общаться на английском языке, а выпускников вузов использовать его в своей профессии [Gottlieb 2005: 73]. При премьер-министре К. Обути (1998–2000) даже обсуждался вопрос о придании английскому языку статуса второго государственного, что, правда, не прошло [Haga 2004: 32; Suzuki 2006: 63]. Не введено пока и преподавание английского языка в начальной школе, хотя этот вопрос обсуждается [Narumi, Takeuchi, Komatsu 2007: 15; Eigo 2007: 42]. Проходит экспериментальную проверку проект расширения его преподавания в средней школе с нынешних трех, двух и двух часов в неделю в 1–3 классах до соответственно шести, трех и трех часов [Kosuge 2007]. В Токийском и других университетах постепенно вводится новая методика активного изучения английского языка, правда, ее считают пригодной лишь для крупных университетов [Endoo 1995: 40]. Любое преподавание этого языка стремятся связать с обучением языковому общению [Gottlieb 2005: 34–35]. И, что самое важное, все перечисленные меры имеют общественную поддержку [Stanlaw 2004: 295]. Правда, упоминают и о том, что в период экономических трудностей 90-х гг. у японцев стали появляться настроения в пользу английского языка за счет японского, аналогичные настроениям послевоенных лет [Endoo 1995: 47].
Ведутся и дискуссии о том, что означает знание английского языка для японца. С одной стороны, пишут о давлении США, в том числе связанном и с внедрением английского языка [Yamamoto 1996: 51; Stanlaw 2004: 292–293]. Но не раз в Японии высказывалась идея о том, что английский язык надо рассматривать не как язык США, а как язык международного общения, вовсе не обязательно связанный с американцами и американской культурой. Уже упоминалось решение общества онкологов использовать английский язык, мотивированное желанием общаться с коллегам не из США (что, видимо, неактуально), а из Азии и Океании. Пишут даже, что в Японии излишне следуют американскому варианту этого языка, что не всегда помогает в общении с другими народами, в частности в Азии; призывают учитывать опыт разных государств, начиная от Индии и кончая Эстонией, где американский вариант языка не приоритетен [Honna 1995b]. Указывают и на необходимость английского языка в деловом общении с арабскими странами [Eigo 2007: 51, 54]. Особенно много пишет об интернациональной роли английского языка Судзуки Такао. По его мнению, английский язык в наше время можно сравнить с травой без корней: после второй мировой войны он перестал быть национальным языком и превратился в ничей и всеобщий язык [Suzuki 2006: 141–142, 237–239].
Безусловно, в Японии английский язык уже знают лучше,
6.3. Япония и другие языки
Знание других западных языков в Японии много меньше, чем английского. Например, в учебных планах японских школ все прочие языки рассматриваются лишь как дополнение к английскому языку [Gottlieb 2005: 34]. А упомянутые выше рецепты на немецком языке свидетельствуют о том, что этот язык здесь известен не больше, чем в России латынь. Тем не менее, какую-то известность эти языки имеют, прежде всего, немецкий и французский. Отмечают, что иногда эти языки бывают в моде, а заимствования из них иногда появляются и в наши дни: так, по мнению Исивата Тосио, из немецкого языка пришло слово puruoobaa 'пуловер', а вслед за ним и обозначения разных видов пуловеров [Ishiwata 1993: 103]. Определенной популярностью пользуется и французский язык, слова этого языка могут использоваться как названия кафе или пансионов [Stanlaw 2004: 295]. Эти названия обычно свидетельствуют о плохом знании языка: не первый год в районе Итигая в Токио существует кафе под названием Cafe de Etoile 'Кафе звезды' (на реальном французском языке было бы Cafe d'etoile). И всё же даже во французском салоне красоты английский язык будет преобладать над французским [Stanlaw 2004: 296]. В целом же, по данным Государственного института японского языка на начало 70-х гг., лексика немецкого происхождения составляет 3,7 % гайрайго, лексика французского происхождения – 0,9 % [Stanlaw 2004: 12–13]. И большинство, вероятно, составляют слова, появившиеся в эпоху Мэйдзи, когда влияние этих языков в Японии было наибольшим [Gottlieb 2005: 36], или вскоре после нее.
Особо следует остановиться на вопросе о русском языке. Этот вопрос хорошо иллюстрирует известный тезис о том, что международное влияние языка зависит от мировой роли соответствующего государства. Русский язык по известности в Японии никогда не соперничал с английским. По данным упомянутого в прошлом абзаце исследования, заимствования из русского языка составляли 0,15 % всех гайрайго (их число примерно равно числу заимствований из испанского и португальского языков вместе взятых). Судзуки Такао в одной из статей вспоминал, что помнит со времен войны слово tochika 'огневая точка', а со времен возвращения в Японию из СССР военнопленных слово damoi 'домой' [Suzuki 1993: 70]. Судзуки считает эти слова ушедшими из языка, хотя слово tochika, по крайней мере, в 70-е гг. употреблялось в дублированных западных фильмах о войне, а в словари включается до сих пор [Gendaijin 2006: 362]. А сам Судзуки, говоря о трех наиболее значимых в мире западных языках – английском, немецком и французском, – называет их взятым из русского языка словом toroika 'тройка' [Suzuki 2006: 213]. В новом словаре гайрайго в качестве русизмов фигурируют, например, demokurachizaachia 'демократизация' [Gendaijin 2006: 354], noovieruushikie 'новые русские' [Gendaijin 2006: 400], tokarefu 'пистолет Токарева' [Gendaijin 2006: 364].
Однако интерес к русскому языку был несомненен и в эпоху Мэйдзи, когда в Японию стала проникать русская литература, и в советское время. В 50—70-е гг. среди студентов, изучавших естественные науки, существовала мода учить русский язык. Но интересовались им и гуманитарии. Видный японский русист Киндаити Наодзуми, представитель семьи, давшей нескольких крупных лингвистов, в недавней публикации вспоминал, что на выбор его профессии повлияли космические успехи СССР, а также массовый интерес в этой стране к поэзии. На него произвели впечатление громадные аудитории на советских поэтических вечерах, тогда как в Японии стихи могут слушать только маргиналы [Eigo 2007: 50]. В 70-х гг. интерес к русскому языку стал падать, а после короткого его повышения во второй половине 80-х гг. он затем упал почти до нуля, как интерес к русской культуре вообще (например, русская классика в 90-е гг. почти перестала переводиться и издаваться [Герасимова 2004]). Правда, традиции японской русистики пока сохраняются, в том числе в лингвистической области. Сейчас, кстати, уменьшилось и прямое воздействие японской культуры на нашу страну, всё более сменяясь освоением приходящей с Запада, а не с Востока глобализации, в культуру которой входят и японские по происхождению элементы. Это отражается и в языковой области: японизмы в русском языке приходят через английский язык, что видно из их фонетического облика (суши, сашими, а не суси, сасими, как было бы в случае заимствования непосредственно из японского языка, см. главу 9).
Впрочем, уже в 2000-х гг. появляются свидетельства некоторого изменения ситуации в лучшую сторону. Это отмечают и живущие в Японии российские специалисты, и японские русисты. Киндаити Наодзуми с удовлетворением говорит, что студенты-естественники снова начали интересоваться русским языком, а после долгого упадка интереса к русской классике недавно появился новый перевод «Братьев Карамазовых», хорошо разошедшийся [Eigo 2007: 53–54] (впрочем, этот перевод много критикуют за чрезмерную вольность с оригиналом). Специалисты считают причиной этого некоторое оживление экономических связей Японии с Россией. Однако ряд утверждений о России в японских публикациях показывает невысокий уровень знаний: Хонна Нобуюки заявлял, будто из России в массовом порядке едут изучать английский язык на Филиппины, славящиеся хорошим знанием этого языка [Honna 1995b: 230]. Откуда были эти сведения?
Но для современной Японии иностранные языки уже не сводятся к западным. По количеству изучающих второе место после английского прочно занял китайский язык [Gottlieb 2005: 33, 36]. В социологических обследованиях в ответ на вопрос о том, какие иностранные языки наиболее важны для Японии, люди старше 40 лет упоминают только английский, но молодежь также называет китайский, корейский и другие азиатские языки [Gottlieb 2005: 33]. Если еще несколько лет назад уличные и дорожные надписи дублировались только на английском языке, то теперь всё чаще языков становится четыре: японский, английский, китайский и корейский.