Японская новелла
Шрифт:
— Я Небесная ткачиха. Ты был почтительным сыном, поэтому я спустилась к тебе, чтобы вернуть твой долг.
Сказав это, она поднялась на Небо.
Хуан Сян был родом из Анълина. В девять лет он остался без матери. Он часто прислуживал отцу, стараясь изо всех сил. Летом, в самую жару, он охлаждал, обдувая веером,
Ван Поу был родом из Инъиня. Его отец Ван И был за что-то казнен по императорскому указу. В досаде на это Ван Поу всю жизнь отказывался служить при дворе. Опускаясь на колени, Ван Поу молился на могиле отца. Он так горевал и плакал, обнимая ствол дуба, что дерево завяло от его слез. Его мать при жизни боялась грома.. После смерти матери, как только начиналась буря с громом и молниями, он шел на могилу матери, и старался поделиться с ней своей храбростью, ходя вокруг могилы. Если такова была его сыновняя почтительность после смерти родителей, можно представить, куда она простиралась при их жизни.
Го Цзюй был родом из Хэнэя. Дом его был беден. Он ухаживал за матерью. Его жена родила одного ребенка, ребенку исполнилось три года. Го Цзюй, жалея и старуху-мать и ее внука, делил всю еду между ними. Однажды Го Цзюй сказал жене:
— Мы так бедны, что даже и одной матери еды не хватает, а если еще кормить внука, получается совсем скудно, и все из-за того, что у нас есть сын. В конце концов мы с тобой супруги, и сможем родить еще детей, а новой матери не будет. Давай ребенка закопаем, и тогда сможем больше давать матери.
Услышав такие слова, жена, понятное дело, опечалилась, но мужниного приказа не нарушила, взяла своего трехлетнего сына, и они отправились закапывать его. Го Цзюй прокопал совсем немного, как наткнулся на котелок, полный золота. На котелке были начертаны странные знаки. Надпись гласила: “Небо предназначает это Го Цзюю, знающему сыновнюю почтительность. Никому другому не брать! От Го Цзюя не отнимать!”
Смысл этого состоял в том, что богатство было послано Небом Го Цзюю, и другие люди не должны были им воспользоваться. И вот, взяв котелок, радостные, с живым сыном, они вернулись домой. С той поры они еще больше сил отдавали матери.
Когда Чжу Шоу-чану было семь лет, его отец разошелся с матерью, поэтому мальчик плохо
Янь Цзы за своих родителей был готов отдать жизнь, таким он был хорошим сыном. Когда отец и мать состарились, и у них начали болеть глаза, они попросили принести им оленьего молока — лекарства для глаз. Поскольку Янь Цзы всегда был почтительным сыном, он решил исполнить просьбу родителей. И вот, надев оленью шкуру, он пробрался в большое оленье стадо и смешался с оленями. Охотники увидели его и, подумав что это настоящий олень, уже хотели было стрелять в него из луков. В этот момент Янь Цзы громко закричал:
— Я не настоящий олень! Меня зовут Янь Цзы, я просто хочу исполнить желание родителей, вот я и нарядился оленем.
Охотники были поражены, они стали расспрашивать его, и он им все рассказал. Сыновняя почтительность Янь Цзы была глубока, поэтому он вернулся живым, избежав стрел.
Когда родители попросили об оленьем молоке, Янь Цзы хотел во что бы то ни стало его раздобыть, такая решимость достойна человека, знающего сыновнюю почтительность.
Цай Шунь был родом из Жунани. К концу правления Ван Мана 51в Поднебесной случились большие беспорядки. К тому же начался голод. Когда еды не хватало, Цай Шунь собирал для матери тутовые плоды, отделяя созревшие от незрелых. Тогда, во время смуты, в мире появились люди, которые убивали и грабили других людей. Они спросили у Цай Шуня:
— Зачем ты раскладываешь собранные плоды на две кучки?
Цай Шунь ответил:
— У меня никого нет кроме матери. Эти зрелые плоды — для нее, а остальные, зеленые, я съем сам.
Хотя у разбойников были жестокие сердца, даже они смогли почувствовать, каким примерным сыном был Цай Шунь. Они дали ему два то риса, говяжью ногу, и отпустили. Рис и говяжью ногу Цай Шунь отдал матери, они оба питались этим целый год, и не могли все съесть. Это знак сыновней почтительности.
Юй Цяньлоу жил во времена династии Южная Ци 53. Став губернатором, он отправился в уезд Шаньлин. Однако не прошло еще и десяти дней с его приезда, как его охватило беспокойство, да такое, что он стал думать, не заболел ли его отец.