Японские народные сказки

Коллектив авторов

— Вот оно как, — призадумался отец, а поразмыслив, сказал сыновьям:

— Принеси-ка ты муравья, а ты — длинную нитку и горсточку рисинок.

Принесли сыновья, что велено. Старик привязал нитку к муравью и впустил его в глубь витой раковины, просверлив отверстие на верхушке. Потом повернул раковину открытой стороной к свету и насыпал рисинок. Муравей скоро выполз к приманке, а по дороге продернул нить сквозь все завитки [56] .

Князь остался очень доволен:

56

Загадка,

как продеть нить сквозь витую раковину, была известна еще в древней Греции. Ее решил мудрый Дедал, отец Икара, — мифический герой, построивший лабиринт на о-ве Крит.

— Хотел я узнать, сколь умны люди в моих владениях. Теперь душа моя спокойна. Но скажите, мне, сами ли вы догадались или кто другой научил вас?

Братья поведали обо всем без утайки.

— Поистине старые люди — кладезь премудрости! — воскликнул князь и немедля отдал указ, чтобы стариков отныне не оставляли в горах на погибель. А братьев богато одарил.

Радостные, вернулись братья домой. С тех пор они, не таясь, без всякой боязни содержали своего отца в доме и заботились о нем.

22. Вака-химэ из дворца дракона

В старину, в далекую старину жил в одном селении мальчик двенадцати лет по имени Кинскэ, круглый сирота. Построил он возле морского берега маленькую хижину и ходил в горы собирать хворост на продажу. Тем и кормился.

Так вот, наступил канун Нового года. Кинскэ понес большую вязанку хвороста в город. Хотелось ему выручить немного денег к празднику. А стал мальчик нести тяжелую ношу. Присел отдохнуть на прибрежный камень и загляделся на спокойное море.

Вдруг прямо у его ног морская гладь вспенилась, забурлила. Посреди круговерти воду втянуло вниз воронкой, и показалось в ней горло кувшина.

Глядел-глядел Кинскэ во все глаза, а потом взял охапку ветвей и бросил в самый водоворот. Ветки завертелись, закружились и исчезли в кувшине. Тут Кинскэ раззадорился и давай бросать охапки ветвей одну за другой… Все, что у него было.

«Эх, беда!» — опомнился мальчик, да поздно. Сиди теперь голодным, не с чем встречать Новый год.

Но вдруг смотрит, откуда ни возьмись, стоит перед ним морская дева небывалой красоты.

— Кинскэ-сан, Кинскэ-сан, отчего ты запечалился, поведай мне, — спросила она ласковым голосом.

«Уж не пригрезилось ли мне?» — подумал Кинскэ и ответил:

— Ни о чем я не печалюсь. Только вот что случилось со мной. Понес я хворост на продажу: ведь Новый год наступает, надо его встретить. Вдруг вижу — море вспенилось, забурлило. Стал я бросать туда охапки ветвей. Уж очень здорово их крутило в водовороте. Да все и побросал. Выходит, остался я без праздничного ужина.

— Ах, вот оно что! Есть о чем горевать! Знай, зовут меня Вака-химэ, я дочка Ото-химэ. Мы с матушкой обитаем во дворце дракона — Повелителя моря. Сегодня ты преподнес нам щедрый дар: много топлива для очага. Я послана, чтобы отблагодарить тебя. Отныне ни о чем не печалься, я буду о тебе заботиться, — сказала с улыбкой Вака-химэ.

С тех

пор чего только Кинскэ ни пожелает, все сразу перед ним появляется — и еда и одежда. Зажил он в довольстве и счастье.

Но нет опаснее досужих языков. По всей стране пошла молва: дескать, Кинскэ еще совсем мальчик, а взял себе в жены такую красавицу, словно она вышла к нему из картины. Был он нищий сирота, а теперь живет в роскоши.

Ну, само собой, дошел этот слух до ушей князя. Князь немедля позвал к себе своего кэрая.

— В народе теперь только и разговору, что о каком-то отроке по имени Кинскэ. Будто женился он на красавице и стал богачом. Дыма без огня не бывает. Ступай погляди, в самом ли деле его жена так хороша, как ее расписали, — повелел князь.

— Повинуюсь. Только, думается мне, лучше бы вашей милости поглядеть собственными очами, — посоветовал кэрай.

— Хм, пожалуй, оно и так. Ступай же и приведи сюда их обоих! — повелел князь, очень довольный советом кэрая.

Услышав повеление князя, Кинскэ онемел от испуга. Тогда Вака-химэ вышла к посланцу.

— Князь хочет хоть раз посмотреть на тебя собственными очами. Скорей собирайся в дорогу! — строго приказал воин и повел Кинскэ вместе с Вака-химэ в княжеский дворец.

Увидел князь девушку и уставился на нее, не моргая. «В мире нет второй такой красавицы. Не этому жалкому мальчишке владеть девушкой. Я сам возьму ее в супруги», — подумал он.

— Сегодня вы поспешили явиться ко мне по моему приказу. Похвальное усердие. На сей раз довольно, идите домой. — С такими словами князь отпустил их.

Но на другой день он позвал одного Кинскэ.

— Эй, Кинскэ, говорят, тебе всего двенадцать лет от роду, а ты уже взял себе жену. Правда ли это? — спросил князь.

— Нет, не жена она мне, — в страхе ответил Кинскэ, — неправду люди сказали.

— О, если так, — сурово сказал князь, — чего же тебе держать эту девушку в своем доме?! Вот если ты нагромоздишь горой перед моим дворцом тысячу мешков риса, я, так и быть, позволю тебе оставить ее у себя. А не сможешь выполнить мое повеление — прогони девушку.

— Повинуюсь, — ответил Кинскэ и побрел домой, опечаленный. Рассказал он Вака-химэ, какую задачу задал ему князь.

— Только и всего? Какая малость! Есть о чем горевать, — засмеялась Вака-химэ.

На рассвете вышла она на берег моря и хлопнула в ладоши. И тут — о чудо! — вышли из морской пучины длинной чередой пятьсот коней. Каждый несет на спине два мешка риса.

Кинскэ, радостный, явился к князю.

— Как вы повелели, перед вашим дворцом нагромоздил я горой тысячу мешков риса. Соизвольте принять.

— Что ж, прекрасно. Принимаю твой дар. Но откуда эта девушка могла добыть столько риса? Надо с ней быть настороже, — покачал головой князь. И, немного подумав, сказал:

— Теперь, Кинскэ, выполни другую работу. Достань мне три диковины: одна зовется «пии-пии», другая «дон-дон», а третья «эй-са». А не достанешь, простись со своей красавицей.

Бедный Кинскэ пришел домой, убитый горем. Услышала Вака-химэ, какую задачу задал князь, и улыбнулась:

— Не тревожься, дело легкое.