Ярче, чем солнце

Бекитт Лора

Ее душой пытались овладеть силы, которым нельзя было поддаваться: трагическая неизбежность и голый расчет. Она старалась жить иначе, а если в ее судьбе все же случалось подобное (например, когда она отдала Аннели в приют, чтобы без помехи встречаться с Кермитом), то оно все равно не привело ни к чему хорошему.

Казалось, миновала целая вечность, прежде чем она решилась заговорить:

— Я не хочу. Этот ребенок уцелел в аду Галифакса, когда погибло столько людей. Я не могу лишить его возможности появиться на свет, не могу

оставить во мраке.

— А если во мраке останетесь вы?

Перед мысленным взором Нелл промелькнуло лицо Кермита, когда он уверял, что с ним ничего не случится. Хорошо, если ребенок унаследует его внутреннюю силу, лишь бы только ему не передалась его жестокость.

Внезапно ее голос обрел спокойствие и твердость:

— Не останусь. Убедите доктора Жальбера сделать мне операцию: я надеюсь, все будет хорошо. И… я еще раз прошу у вас прощения, мистер Макдафф. Когда все закончится, обещаю исчезнуть из вашей жизни. Мы с Аннели можем переехать в другой город, где ваша фамилия не так известна, как в Галифаксе. Клянусь, больше я вас не потревожу и никогда ни о чем не попрошу. Никто не узнает об этом браке, даже ваша жена, когда вы женитесь… по-настоящему.

— Едва ли я когда-то женюсь.

— Почему? — удивилась Нелл.

— Я тоже рассказал вам о себе не всю правду, причем по той же причине: думал, что вас это не касается. На самом деле я ужасно выгляжу.

Вспомнив, что говорили о внешности Дилана и девушки на фабрике, и Аннели, Нелл спросила:

— Что вы имеете в виду?

— Я был на войне и пострадал во время газовой атаки германской армии. Левая половина моего лица изуродована. Когда я вернулся домой, девушка, с которой я был помолвлен, вычеркнула меня из своей жизни, но я ее не виню. Никто не смог бы жить с таким чудовищем.

Нелл была поражена не тем, в чем он признался, а тем, что его голос ни разу не дрогнул.

— Мне все равно, как вы выглядите, мистер Макдафф, потому что я знаю, какой вы в душе!

— Вы говорите так, поскольку не видели меня. Полагаю, будучи зрячей, вы отказались бы идти по улице рядом со мной.

— Вы так плохо думаете обо мне?

— Тут дело не в вас.

— И ничего нельзя сделать? Вам никто не может помочь?

— Не знаю. Я два года провел взаперти и даже не пытался выяснить, что думают об этом врачи. Наверное, мне пора перестать быть малодушным и наконец взглянуть в лицо правде.

— Надеюсь, все будет хорошо. И у вас, и у меня, — сказала ослепшая девушка, не знавшая, доведется ли ей увидеть собственного ребенка.

Дилан почувствовал, что должен что-то сделать. Он взял руку Нелл в свою и легонько пожал. В его прикосновении не было уверенности, между ними не промелькнула искра, зато на несколько секунд оба почувствовали, что поддерживают и понимают друг друга. В эти мгновения ни один из них уже не был так одинок, как прежде.

Глава четырнадцатая

Прошло

несколько дней, прежде чем над Галифаксом появилось солнце. Промелькнувшее в разрыве туч, оно показалось несчастным людям окном в небеса, хотя его свет был по-зимнему холодным и жестким.

Миранда стояла в очереди за бесплатной едой, которую по-прежнему раздавали на улицах. Она была в чужой одежде и мало чем выделялась из унылой толпы. Она не нашла в списке погибших имен своих родителей, но дом, где они жили, был разрушен до фундамента. Ей пришлось поселиться в палаточном городке вместе с какими-то женщинами, которые ей совершенно не нравились.

Кругом царила нездоровая суета. После пожаров в городе почти не осталось дерева, и каждая щепка была на вес золота. Люди лазили в руинах, пытаясь найти топливо и попутно подбирая все, что имело хоть какую-то ценность: пустые жестянки от консервов, мятые кастрюли, утюги. Те, кому удалось сколотить небольшой сарайчик и обзавестись убогими пожитками, считались счастливцами.

Кстати, ходили слухи, что особняки на Янг-стрит не разрушены.

«Даже в таких обстоятельствах богатые остаются богатыми, а бедные — бедными», — думала Миранда.

Ее раздражало, как быстро после несчастья человеческий мир опустился и измельчал. Люди радовались найденным в развалинах ржавым кастрюлям и погнутым ложкам.

Какая-то девушка, стоявшая в очереди позади Миранды, вдруг обратилась к ней:

— Вы дочь доктора Фишера?

— Да, это я.

— Мы незнакомы, хотя мне известно ваше имя. А меня зовут Хлоя. Надеюсь, с вашим отцом все в порядке?

Миранда присмотрелась к ней. Девушка выглядела достаточно жизнерадостной: непохоже, что она потеряла кого-то из близких.

— Не думаю. Прошло несколько дней, но мне ничего о нем не известно.

— Он есть в списках погибших?

— Нет, но дом, в котором жили мои родители, полностью разрушен.

На хорошеньком лице девушки отразилось сочувствие.

— Мне очень жаль. И где вы теперь обитаете?

— В палаточном городке.

— Я тоже. — Хлоя вздохнула. — Мне там совсем не нравится.

— И мне. Мои соседки выводят меня из себя. То не эдак, это не так!

— Та же история!

Они посмотрели друг на друга с надеждой, но Миранда не собиралась торопиться. В конце концов она совсем не знала этой девушки.

— Откуда вам известно мое имя?

— Просто я слышала о вас, — смущенно произнесла Хлоя.

— Мы где-то встречались?

— Думаю, нет. До замужества я работала на фабрике Макдаффа.

Миранда вздрогнула. С момента того памятного жестокого расставания она ничего не слышала о Дилане. Жив ли он? Возможно, да, если дома на Янг-стрит уцелели.

— Говорят, фабрика разрушена?

— Да, и это просто ужасно. Там работали мои подруги. Имена некоторых из них я нашла в списках погибших, а про остальных ничего не знаю.