Ярче солнца

Рэвис Бет

Бросаю недоверчивый взгляд на запертые двери.

— Он не хочет давать еду всем! — раздается из толпы глубокий мужской голос.

— Только тем, кто заслужил! — кричит кто-то еще.

Рискую оглянуться. Прямо за моей спиной построились корабельщики во главе с Марай — они не дают толпе хлынуть вперед. Вокруг нас собралось сотни две человек, может, даже больше. Они движутся волнами, и волны эти все ближе и ближе к нам с Фридриком.

— Это не твоя еда, — говорю ему, теперь уже специально повышая голос, чтобы

слышали все.

— Моя. — Его глаза горят.

— Ты не можешь решать, кому есть, а кому нет, — отрезаю я.

— Запасы истощены.

Это мне известно.

— Так что же мне делать? — спрашивает Фридрик насмешливо. — Уменьшать порции? Или поступить разумно — кормить только тех, кто заслужил?

Толпа вокруг взрывается гневными возгласами, криками одобрения, ругательствами и воплями.

— Продуктов достаточно еще на несколько недель без изменений. Потом можем обсудить уступки.

Фридрик щурится.

— Я не собираюсь кормить всяких, кто не работает.

— Все работают! — восклицаю я раздраженно.

Вот этого говорить не стоило. Фридрик не отвечает, за него отвечает толпа. Они выкрикивают имена: своих соседей, родных, врагов, друзей. Тех, кто бездельничает. Ткачей, которые вернулись к станкам только потому, что я приказал им прекратить забастовку, но которые продолжают работать в очень низком темпе. Работников теплиц, которых уже не раз ловили на том, что они набивают свои кладовые общей едой. И многих других — отдельных людей, которые просто решили не работать из-за лени ли или из-за депрессии, как Эви и Лил, мама Харли.

И громче всего звучит новый призыв: «Не работаешь? Не ешь! Не работаешь? Не ешь!»

— А с Больницей что? — пронзительно раздается над толпой.

— Я работаю! — кричит в ответ кто-то из дальних рядов. Прочесываю толпу взглядом и натыкаюсь на Дока; тот порядочно взволнован, что дело дошло до его драгоценной Больницы.

— А все, кто в Палате? — спрашивает Фридрик. Он хочет добавить «а Эми?», но не решается.

Космос побери.

— Ты прав. — Барти проталкивается мимо Марай — у той такой вид, будто она с удовольствием дала бы ему по шее. — С этого момента я буду заниматься чем-нибудь полезным, — громко заявляет он.

Наступает тишина. Все смотрят на него. Удивительно: как он это сделал? Как ему удалось приковать к себе такое абсолютное внимание? Толпа утихала, чтобы послушать нас с Фридриком, но тишина эта не была уважительной. Они только и ждали, чтобы один из нас осекся, искали, как обратить наши слова против нас. Но сейчас все до одного смотрят на Барти и ждут, что он скажет дальше.

Но он только молча поднимает гитару над головой и протягивает Фридрику.

— Считай, что это плата за недельную норму. Раз в Регистратеке больше никого нет, я буду работать там.

Фридрик берет гитару и неуверенно смотрит на нее. В конце концов он коротко кивает,

принимая такую оплату.

— И, — добавляю я так громко, как только могу, — мы продолжим выдавать еду всем.

Фридрик прищуривается.

— Это не обсуждается, — добавляю я тише, не давая ему раскрыть рот. — Раздача будет проходить как обычно.

Оборачиваюсь, чтобы не слушать его возражений. И все же, дойдя до Марай, я улавливаю, как его шепот прорезает толпу.

— Это ненадолго.

Поворачиваюсь, уже открыв рот, но не имея понятия, что сказать, и тут из последних рядов доносится крик. Толпа волнуется — всеобщее внимание обращается на женщину на дальнем углу. Она стоит на коленях у тела.

Я вглядываюсь.

Это тело Стиви.

26. Эми

Мне едва хватает дыхания добраться до Больницы. Да, я уже совсем не в той форме, как на Земле. У дверей меня останавливает Кит.

— Что случилось? — спрашивает она. — Я только что приняла вызов от Дока, он был в Городе.

Качаю головой.

— Народ немного расшумелся. Барти, Лютор и кое-кто из фермеров.

— Док сказал, что там все серьезно, — продолжает Кит. Должно быть, тревога отразилась у меня на лице, потому что она тут же добавляет: — Но Старший не один, с ним корабельщики. Уверена, все обойдется.

Ее зовет одна из сестер, и она спешит помочь, оставляя меня наедине с тяжелыми мыслями.

Поворачиваюсь к лифту — можно было бы пойти к себе, но тут мне вспоминаются слова Ориона с последнего видео: «Иди домой. Ты найдешь ответы там. Домой». И хоть я не совсем уверена, что он имеет в виду, но одно знаю точно: маленькая квадратная комнатка в Больнице может быть моей спальней, но домом она мне не станет.

Поэтому я возвращаюсь в Регистратеку. Может, Старший прав и подсказка в атласе, но мне кажется, что для Ориона такое было бы простовато. И все же, наверное, это одно из самых безопасных мест на уровне, особенно учитывая, что Лютор слишком занят в Городе.

Поднимаясь по ступеням Регистратеки, я замечаю, что ниша, в которой раньше висел портрет Старшего, пуста. Отсюда невозможно разглядеть, что творится в Городе, но мне не понравилось, каким тоном Кит уверяла, что все будет хорошо. Когда люди так говорят, они сами в это совсем не верят.

Внутри меньше народу, чем обычно, и почти никто не стоит у стенных пленок и не ищет залы с книгами. Люди собрались в кучки и тихо взволнованно разговаривают. Кое-кто поднимает на меня взгляд, и до меня доходит, что на мне нет ни шарфа, ни капюшона. Торопливо пытаюсь прикрыть волосы, но уже поздно. Один из стоящих у двери подходит ближе.

— Ты была в Городе? — спрашивает он.

Я киваю. На лице у него любопытство, а не угроза, но мои мышцы все же напрягаются, готовые к бегу, если понадобится.