Ярче солнца
Шрифт:
Постоянно сверяюсь с инструкцией. Кажется странным, что для выхода в открытый космос достаточно нацепить бронзовые подштанники и пластиковый панцирь. Конечно, скафандры прошли долгий путь от пухлых белых зефирин XX века, но эта тоненькая пижама кажется смехотворной. Хотя вообще-то еще до запуска «Годспида» на информационных видеороликах люди носили точно такие же скафандры.
Старший по очереди засовывает ноги в сапоги. Они доходят ему до середины икр и автоматически регулируются, когда я нажимаю кнопку. Старший ковыляет в центр комнаты
— Выглядит надежно, — признаю я, оглядев его.
— Остались только шлем и ранец, — говорит он и тянется за шлемом.
— Сначала это. — Помогаю ему продеть руки в ремни, и ранец тут же щелкает, закрепляясь в пазах на жесткой оболочке скафандра.
Подключаю провода в разъемы у него на плече.
— Это ППЖО, первичная подсистема жизнеобеспечения, — говорю я, вставляя трубки в основание шлема. — В общем и целом, делает все, что нужно: доставляет кислород, выводит углекислый газ, регулирует давление и так далее.
Прицепляю металлический шнур на переднюю часть скафандра.
— А это, — добавляю, — твой спасательный трос, чтобы вернуться ко мне… в смысле, на корабль. Другой конец прикреплю в шлюзе. Тут написано, там есть специальное крепление.
Старший кивает. Он бледный как смерть, на лице выступили капельки пота.
Раздумываю, не поцеловать ли его. На всякий случай.
Но вместо этого опускаю ему на голову шлем и фиксирую. У ППЖО есть только два режима: «вкл.» и «выкл.». Я открываю щиток, включаю ее и возвращаю щиток на место.
— Там чистый кислород, — говорю я громко. — Привыкай, пока не в космосе.
Старший кивает, но ему в костюме так тяжело, что он весь шатается. Я начинаю тревожно кусать губы.
Он неловко ковыляет за мной к шлюзу. Зайдя внутрь, вставляю конец шнура в крепление.
— Возвращайся ко мне, — шепчу я, но едва ли он слышит меня в своем шлеме.
Выхожу обратно в коридор, и дверь за моей спиной закрывается. В круглом окошке Старший поднимает руку.
Медленно вбиваю код, колеблясь перед последней буквой. Может, не надо? Стоит страшная тайна Ориона того, чтобы рисковать Старшим?
Дверь, скрежеща, герметически закрывается, и я в последний раз смотрю через окно на Старшего в бронзовом скафандре. Меня охватывает внезапный порыв выковырять пульт из стены и не дать шлюзу открыться.
Но поздно. Он открыт.
И Старшего там уже нет.
37. Старший
Двигать руками и ногами тяжело, будто я иду в грязной воде. Все звуки приглушены. Эми выходит за дверь, ведущую в корабль; стоит за окошком задумчиво, и выгнутое стекло акцентирует тревожное выражение ее лица. Дверь запирается с глухим, почти неслышным щелчком, но он вибрацией отдается в пространстве.
И вот уже компанию мне составляет только шум системы жизнеобеспечения, тихое «уф, ш-ш-ш, уф» в ушах.
Сзади открывается дверь, и вокруг взрывается Вселенная. Меня утягивает в космос спиной вперед, руки и ноги болезненно дергаются.
Шнур, которым я привязан к кораблю, натягивается, и мое тело покачивается на плаву. Скафандр больше не стесняет движений. Я смотрю вверх. Вокруг Вселенная.
Тишина.
И звезды.
Миллион светил рассыпались вокруг, взрезая темноту яркими искрами. Корабль словно светится. Я внимательно осматриваю его на предмет страшной тайны, которую обещал Орион.
По форме он напоминает яйцо, только капитанский мостик выдается вперед чем-то вроде рога. Его макушку покрывает разбитое на ячейки-соты сверкающее стекло. Под ним, видимо, начинается уровень фермеров. Любуюсь гладкой оболочкой корабля, с трудом веря, что всего несколько секунд назад касался запыленных заклепок на стенах по ту сторону. Нижнюю часть его, примерно в районе криоуровня, охватывает полоса темного, плотного металла, а спереди торчит острый выступ, что-то вроде уменьшенной версии мостика.
Там тоже стекло — видимо, за последней запертой дверью спрятан наблюдательный пункт.
В общем, я не вижу ничего неожиданного — за исключением, пожалуй, как раз этого последнего. Дрейфую в пространстве, разглядывая корпус — на нем нет ни трещин, ни отметин; двигатели в хвостовой части не работают, но это мне и так уже известно. Так что за великую тайну Орион хотел нам поведать? Неужели то, что корабль не движется?
Было бы обидно после всех стараний узнать, что это и есть его секрет. Но разве можно расстраиваться, если ты в космосе?
С наслаждением вытягиваю руки и ноги, зная, что они не упрутся ни в какие стены. Один взгляд за «Годспид» заставляет меня позабыть бессмыслицу Ориона. Я смотрю на звезды, вспоминая, как впервые увидел их в окошко в шлюзе. Уже тогда они казались прекрасными, но теперь, когда они окружают меня со всех сторон, слово «прекрасные» уже не подходит. Я вдруг осознаю их как часть Вселенной, и после жизни в окружении стен бесконечное открытое пространство наполняет меня и восхищением, и ужасом. Эмоции струятся по венам, душат меня. Я ощущаю себя незначительной, крохотной точкой среди миллиона звезд.
Миллиона светил.
В веках отсюда пылает Солнце, вокруг которого вращается Сол-Земля, планета Эми. В другой стороне лежит бинарная система Центавра, в которой нас ждет новая планета.
А мы — здесь, посредине, в окружении океана звезд.
Миллиона солнц.
У любого из них может быть планета. Одна из этих планет могла бы стать нам домом. Но нам не дотянуться.
От этой мысли у меня кружится голова, и ощущение тошноты, поднимаясь из желудка, затуманивает взгляд.
Звезды больше не похожи на солнца. Они похожи на глаза.