Ярлыки
Шрифт:
– Да… – Я посмотрел на нее, прищурившись. – В тебе появилось что-то… новое. Ты влюбилась, да?
Она кивнула, закрыла глаза и подняла ноги на белое покрывало. В следующий момент она уже крепко спала, голова ее покоилась на подушке.
Я тихо закрыл дверь. Нам надо о многом поговорить; в моем повествовании немало белых пятен, и я хотел бы их заполнить. Черт побери, я должен воспользоваться ее присутствием здесь.
Я на цыпочках спустился в кухню, открыл пакет французского печенья – едва ли им можно заменить хлеб – и занялся приготовлением кофе до прибытия Франсуа. Я подносил чашку ко рту, когда услышал
– В это невозможно поверить! – громко сказал я. Спрашивая себя, что она могла бы здесь делать, я сам себе отвечал, что, очевидно, она гонится за первой моей гостьей. Два краеугольных камня американской моды вот-вот столкнутся под моей крышей! Я открыл входную дверь.
По моей аллее шествовала элегантная полная женщина в черном, выглядела она потрясающе. Это была Красная Королева Моды, в отличие от Белой. Ее волосы были искусно подстрижены и торчали пучками, как будто однажды тоскливым вечером она собственными руками вырвала половину своей шевелюры. Без сомнения, она заплатила за этот шедевр крупную сумму какому-то скучающему художнику по прическам. Цвет волос напоминал оттенки фиалки и фуксии. Она тоже была вся в черном, отличие заключалось в том, что она была рождена, чтобы носить черное. Ее свободные, чересчур большие одежды были похожи на мужскую пижаму из мятого тяжелого шелка. Вязаное черное пальто подчеркивало рубенсовские формы.
Я встретился с ней глазами. Большие сверкающие глаза, темные, с густыми ресницами, умные, немного больные. Красные губы надуты. Она была одета подчеркнуто дорого и выглядела шикарно. Это не было врожденным свойством, над этим долго работали. Я понимаю в этом толк. Ее окружал запах духов «Л'эр дю тан». Казалось, духи просто вылили на тело и шею, и неважно, сколько пролилось на пол. На одном плече висела огромная итальянская кожаная сумка, большая, как чемодан. С шеи свисало несколько длинных шелковых шарфов различных оттенков пурпурного, сливового и фиолетового. На запястьях и талии звенели браслеты, кольца, ожерелья и пояса из серебра, золота и слоновой кости. Все это просто завораживало. Мне хотелось рисовать ее, делать с нее наброски, фотографировать.
– Где она? – прозвучал ее низкий, грудной скрипучий голос.
Я протянул руку.
– Привет, Маккензи. А ты зачем приехала сюда? Она изогнула свои губы в кривой улыбке.
– Некоторые говорят «добро пожаловать!» – сказала она. Мы холодно пожали друг другу руки.
– Полагаю, что ты приехала, чтобы увидеть Майю. Ты не можешь не согласиться, что это выглядит немного странно, ведь в последний раз, когда я видел вас вместе, вы катались по полу и пытались выдрать друг у друга волосы.
Она пожала плечами.
– Поэтому-то я и приехала сюда. Чтобы помириться! – Она обратила свое внимание на мой сад. – Великолепно! – констатировала она. А затем продолжила, немного робко: – Мне всегда нравились твои рисунки, Колин. Знаешь, когда я только начинала,
Я улыбнулся. Было забавно наблюдать ее робость после демонстрации агрессии. Я провел ее в гостиную.
– Не хочешь ли присесть? Майя спит, и ей очень нужен этот сон. Может, и тебе надо поспать?
Она пожала плечами.
– Я не знаю, что мне нужно! Я все еще даже не уверена в том, что нахожусь именно здесь!
– У Майи был сильный шок, – сказал я. – А отдых – лучшее лекарство. После… после…
– После того, как ее мать покончила с собой, – пришла она на помощь.
Я поднял брови.
– Э-э-э… да…
– Хотя ее мать была Шикарной сукой?
– Ты говоришь отвратительные вещи, – сказал я ей. Эта фраза показалась мне типично английской. – Твои слова – чистая ложь.
Маккензи некоторое время смотрела на меня и вдруг опустилась на диван. На ней были ботинки из лайки. Я еще никогда не видел такой мягкой кожи. Она годилась для перчаток, слегка помята и свободно свисала у лодыжек. Я заметил лиловые чулки.
– Я не знала ее достаточно хорошо, – сказала она. – Я знаю только то, что говорила о ней Майя.
– Ну, а я знаю… знал ее очень хорошо, – сказал я. – Она была добрейшим человеком. Она был гением, а на гениальность надо делать скидку…
– Может быть, надо делать скидку на материнство? – категорическим тоном заявила она. Последовало долгое молчание.
– Хочешь выпить? – предложил я. Открыв шкаф, я достал бутылку. – Со льдом?
– Все равно.
Я подал ей стакан, и она стала жадно и шумно, как ребенок, пить воду, я сделал вид, что не слышу. Потом она громко отрыгнула. Должно быть, было заметно, что я ошеломлен, потому что она захихикала и сказала:
– Это еще ничего! Подожди немного и услышишь, как я пукну.
Я нахмурился, как будто о таких вещах и не слыхивали в моем благопристойном доме. Она зачаровала меня. Контраст между поведением и таким нарочито изысканным внешним видом заставил меня поразмышлять над тем, что же за всем этим последует.
Она шумно вздохнула.
– Чуть не умерла от жажды! – сказала она и поставила пустой стакан. – В самолете крутили такой мерзкий фильм, а потом это такси! Он показал мне все достопримечательности вашего проклятого захолустья.
– Месье Роберт никогда бы этого не сделал, и особенно с моими гостями, – возразил я.
– Спорнем? – с раздражением сказала она. – В любом случае я здесь. – Она с шумом вытянулась на диване. – Мне надо встретиться с Майей. Как можно быстрее. Мне так плохо от того, что случилось. Мы должны поговорить. Ненавижу быть с кем-нибудь в плохих отношениях. А с Майей у нас за плечами много общего.
– Она мне говорила. Маккензи скорчила гримасу.
– Говорила о том, какое я дерьмо?
– Она никогда этого не говорила!
– В ней слишком много стиля, но это она так считает. И я никогда не давала ей повода так не считать. Но я ее люблю, клянусь Богом! И всегда любила! Я просто причиняла ей много беспокойства с самой нашей первой встречи. С того дня, когда повстречались два юных создания из Нью-Йорка. Она была несчастной маленькой богатой девочкой, а я – чокнутой хиппи. Да и у меня из-за нее была куча неприятностей. Странно… – Она порылась в своей гигантских размеров сумке, вытащила пластинку жевательной резинки и запихнула ее себе в рот.