Ярмарка Святого Петра

Питерс Эллис

— Твоя правда, — согласился Радульфус, — а между тем девушка гостит в нашем аббатстве, и мы в ответе за ее безопасность. И если неведомый злодей преследует некую лишь ему известную цель, его преступления могут не закончиться с ограблением баржи, как не закончились они со смертью купца. Нынче мистрисс Вернольд на попечении помощника шерифа, и лучшей защиты для нее не сыщешь. Но это не освобождает нас от ответственности. Она, как и сам Берингар, пользуется гостеприимством нашей обители. Я не хочу, чтобы мирские дела отвлекали братию от священных обязанностей, предписываемых уставом нашего ордена. Однако у нас есть обязанности и перед законом. И коль скоро случилось так, что ты, брат, с самого начала оказался причастен к этому делу, то кому, как не тебе, позаботиться о безопасности пребывающих под нашим кровом и о добром

имени нашей обители. Постарайся не пропускать службы без крайней надобности, но, коли таковая возникнет, я дозволяю тебе отлучаться, когда и куда потребуется. Скоро ярмарка закончится, странноприимный дом опустеет, гости разъедутся. Тогда защита невиновных и предотвращение злодеяний не будет более зависеть от нас. Но ярмарку проводит аббатство, и, пока она не завершилась, мы в ответе за то, что происходит на нашей земле, и обязаны сделать все, что в наших силах, дабы не допустить зла.

— Отец аббат, — отвечал Кадфаэль, — я выполню все, что ты повелел, насколько достанет моих сил.

Кадфаэль направлялся к вечерне, и на сердце его было неспокойно, хотя, по правде сказать, поручение аббата пришлось ему по душе. Монах уже настолько втянулся в это запутанное дело, что ему нелегко было отступиться, к тому же судьба девушки была ему небезразлична. А ежели строго придерживаться орденского устава, то, как ни суди, ни на что другое времени не останется.

Однако, войдя в церковь, Кадфаэль заставил себя забыть об Эмме Вернольд и полностью сосредоточился на службе. Когда же после ужина монах возвращался из трапезной, он ничуть не удивился, завидев во дворе поджидавшего его Хью Берингара. Друзья присели в уголке, наслаждаясь вечерней прохладой и вдыхая пьянящий аромат роз.

— Выкладывай, что еще случилось, — промолвил Кадфаэль, поглядывая на Берингара, — по лицу вижу, что у тебя новости, хотя для одного дня их у нас без того предостаточно.

— А что поделаешь, — отозвался Хью. — Представь себе, не более часа тому назад один малый, рыбачивший на Северне, подцепил на крючок узел намокшего платья. У него чуть леска не оборвалась, так пришлось снова опустить улов в воду, но парень оказался настырным и подтащил-таки свою находку к берегу. Знаешь, что это было? Прекрасный кафтан из тонкой шерсти, шитый на рослого, полного мужчину. — Берингар встретил быстрый, встревоженный взгляд Кадфаэля — не столько вопрошающий, сколько заранее уверенный в ответе. — Конечно, чей же еще. Эмме я ничего говорить не стал, язык не повернулся. Она сейчас показывает Элин узор, чтобы вышить по нему кайму для детской рубашечки. Эмма приглядела его во Франции. Сидят они с Элин рядышком, склонив головки, — ну точно родные сестры. Я вызвал Роджера Дода, и тот опознал платье своего хозяина. Сомнений нет — это кафтан мастера Томаса. Мои люди сейчас шарят на отмелях, может, и рубаху со штанами найдут. Да, такой кафтан стоит немалых денег, и для любого вора он был бы ценной добычей.

— И уж ясно, что никакой бродяга не выбросил бы его в воду, — промолвил Кадфаэль.

— Нипочем бы не выбросил! — подтвердил Берингар.

— Правда, у покойного были еще и кольца на пальцах, — заметил Кадфаэль, — но сдается мне, что они слишком дороги и вряд ли злодей решил бы избавиться от них, хотя бы и ради доказательства, будто убийство совершено из ненависти, а не ради наживы. К тому же, брось кольца в реку, они потонут и никто их не найдет. К чему же тогда их туда бросать?

— Ты, как всегда, опережаешь меня в догадках, — сказал Берингар, приподняв тонкие черные брови. — Итак, поначалу это убийство представлялось содеянным из личной мести. Но во время разбирательства Иво Корбьер указал, — и вполне резонно, — что в таком случае убийца едва ли стал бы раздевать жертву, а скорее поспешил бы унести ноги. Помнится, он сказал, что мщение не имеет ничего общего с охапкой одежды. Услышав это, мой шериф заметил, что подобная мысль могла прийти в голову и убийце и он раздел свою жертву, чтобы сбить нас с толку. И вот теперь мы выудили из реки кафтан убитого купца — а дальше что? Что из этого следует, дружище?

— Голова кругом идет, — уныло промолвил Кадфаэль. — Если бы кафтан не нашли, все так и продолжали бы считать, что это убийство с целью ограбления, а это говорило бы в пользу молодого Корвизера. Допустим, что на разбирательстве у шерифа кто-то смекнул: ежели подбросить одежку убитого

так, чтобы ее наверняка нашли, это станет дополнительной уликой против Корвизеровского сынка. А существует только один человек, заинтересованный в том, чтобы паренька засудили, и это, ясное дело, и есть убийца. Если, конечно, молодой дуралей и впрямь никого не трогал.

— И то верно, — сказал Берингар. — Кафтан весомая улика, с учетом которой вина Филипа кажется почти доказанной. Но каким же дураком должен быть этот злодей, чтобы подбросить кафтан с целью навести нас на мальчишку и в то же время забраться на баржу, чего Корвизер, сидевший в темнице, сделать никак не мог.

— А он вовсе не думал, что воровство будет обнаружено, пока баржа не вернется в Бристоль или, на худой конец, не отплывет подальше от Шрусбери. Говорю тебе, Хью, я так вообще не заметил, что баржу кто-то обшарил, да Эмма и сама призналась, что, если бы я не попросил ее все как следует проверить, она так и не узнала бы о пропаже до самого дома. Все пропавшие вещицы были куплены по дороге в Шрусбери, и девушка не собиралась надевать их на ярмарке. На первый взгляд, ничего не было тронуто, и Эмма добралась чуть ли не до дна сундука, прежде чем выяснила, что у нее украдено. Но то, что на барже побывал чужой, она углядела сразу — хозяйский глаз все примечает.

— Но, — заметил Хью, усмехнувшись, — если принять за истину слова Эммы, выходит, что грабеж и убийство — дело двоих негодяев, не связанных между собой. Ведь если кто-то был смертельно зол на купца и убил его в порыве гнева, с чего бы убийцу вдруг понесло на баржу? Но мне как-то не верится, что между убийством и кражей нет никакой связи. А ты как думаешь?

— Конечно, в мире порой чудные вещи случаются, и такую возможность исключить нельзя. Вот и мы не будем сбрасывать ее со счета. Но, по моему разумению, оба преступления совершил один и тот же человек, которым двигала определенная цель. И эта цель не мщение, иначе со смертью мастера Томаса она была бы достигнута.

— Но, Кадфаэль, ради всего святого, скажи мне, что это за цель, ежели ее не удалось достичь при помощи убийства и можно добиться, стащив поясок, цепочку и пару перчаток?

Кадфаэль беспомощно покачал головой. Ответа на этот вопрос у него пока не было.

— Сам не пойму, в чем тут загвоздка, Хью, — признался сокрушенно монах, — но только предчувствую, что на этих злодействах дело не кончится. Аббат Радульфус поручил мне следить за всеми событиями ради сохранения доброго имени нашей обители и разрешил отлучаться из аббатства, когда и куда я сочту нужным. И вот что не идет у меня из головы: если против мастера Томаса был составлен заговор, то и его племяннице может грозить опасность. Было бы не худо, если бы Элин не отпускала ее от себя. Ну и я, со своей стороны, пригляжу за девушкой. — Он поднялся, позевывая. — Ну ладно, Хью, мне пора к повечерию. Боюсь, что завтра придется пропустить не одну службу, и я хочу хотя бы сегодня посвятить вечер молитве.

— Помолись о том, чтобы ночь прошла спокойно, — промолвил Хью, — а то у нас людей не хватает и по ночам некого посылать в караулы. Я сам со своим сержантом проедусь еще разок по предместью да и отправлюсь на боковую. Сам знаешь: прошлой ночью мне было не до сна!

Первого августа, в день открытия ярмарки Святого Петра, вечер выдался теплым, ясным и на диво спокойным. Торговля в предместье не прекращалась до темноты. Погода стояла дивная, поток покупателей не иссякал, а коли люди продолжали присматриваться, прицениваться и торговаться, то и купцы не торопились закрывать свои палатки, стараясь не упустить барыши. Стражники шерифа вернулись в замок, и надзор за порядком был возложен на монастырских служителей, но и у тех было не особенно много работы. Лишь после полуночи погасли последние факелы, и над ярмарочной площадью воцарилась ночная тишина.

Баржа мастера Томаса мягко покачивалась возле причала, тело купца, подобающе обряженное, покоилось в часовне аббатства, а в городе, в своей мастерской, Мартин Белкот выполнял заказ Эммы — заканчивал работу над великолепным, выложенным изнутри свинцом гробом. В тесной и пыльной темнице замка на соломенной подстилке беспокойно ворочался Филип Корвизер. Ему не давало уснуть воспоминание о полных сочувствия и сомнения глазах девушки.

ВТОРОЙ ДЕНЬ