Ярмарка Святого Петра
Шрифт:
— Может быть, — предложил Кадфаэль, хотя и без особой надежды, — тебе стоит спросить напрямик, о чем она умалчивает?
— А я спрашивал! — признался Хью с невеселой улыбкой. — Все без толку. Она знай смотрит невинными, обиженными глазами и как будто не понимает, чего я от нее добиваюсь. Дескать, все, что она поведала, истинная правда, от первого до последнего слова, и добавить к сказанному ей нечего, потому как ничегошеньки она больше не знает. Но хоть вид у нее прямо-таки ангельский, я уверен, что она лукавит. А ты, я вижу, еще раньше меня об этом догадался. Что же навело тебя на такую мысль?
— Чего бы я не хотел, —
— У меня тоже, — заверил монаха Берингар, — но сдается, мне, она кое-что знает и предпочитает держать в секрете. Но как бы то ни было, она на нашем попечении, и потому я, так же как ты и аббат Радульфус, не хочу, чтобы с ней приключилось неладное.
— Когда мы с ней вместе поднялись на баржу, — сказал Кадфаэль, — Эмме потребовалось не больше минуты, чтобы заметить посещение постороннего, и я ничуть не усомнился в правдивости ее уверений. Хорошая хозяйка всегда помнит, что и как у нее было уложено, всякая складочка у нее на своем месте, потому девушка мигом приметила чужую руку. Обнаружив следы вторжения, она поначалу перепугалась, и в этом не было никакого притворства. Я тут же спросил Эмму, не пропало ли чего, и она, не задумываясь, чуть ли не с торжеством в голосе заявила, что все на месте.
Тогда я не придал этому значения, однако попросил ее осмотреть баржу повнимательнее и удостовериться, действительно ли ничего не похищено. И вот когда я сказал ей, что об этом в любом случае надо будет сообщить тебе, она осмотрела каюту и обнаружила или сделала вид, будто обнаружила, пропажу нескольких вещиц. Мне кажется, она пожалела о том, что так категорически заявила, будто все на месте, а когда поняла, что о случившемся все равно придется рассказать служителям закона, решила представить это происшествие заурядной мелкой покражей. Правду она сказала тогда, когда на вопрос, не пропало ли чего, однозначно ответила «нет». А потом попыталась ввести нас в заблуждение, и надо признаться, это получилось у нее не так уж плохо, учитывая, что по природе своей она вовсе не лгунья. Но несмотря на все ее ухищрения, я, так же как и ты, убежден, что похищенные безделушки никогда не существовали или, во всяком случае, их не было на борту баржи.
— И все же, — промолвил Хью, размышляя вслух, — остается неясным, почему Эмма с самого начала была так уверена, что с баржи ничего не взято.
— А потому, — отвечал Кадфаэль, — что она знала, за чем охотится вор, так же как и то, что на барже этого нет. Так провалилась и вторая попытка завладеть неведомым сокровищем. Его не оказалось на барже, как не оказалось на теле мастера Томаса.
— Так вот почему была предпринята третья попытка! — воскликнул Хью. — Удалась ли она — вот что хотелось бы мне знать, Кадфаэль. Пропал денежный ларец, а ведь это, пожалуй, самое подходящее место для хранения ценностей. Может быть, преступник добился своего и на этом его поиски прекратятся?
Кадфаэль выразительно покачал головой.
— Эта попытка удалась не больше, чем две предыдущие, — убежденно произнес он. — Можешь не сомневаться.
— Но почему ты так уверен? — с любопытством спросил Хью.
— Ты ведь сам видел все то, что и я. Вспомни: Эмму совершенно не взволновала утрата ларца. Как только она узнала, что ее работник, этот бедняга Варин, не пострадал, она тут же
— Ну, коли так, — сказал Хью, — теперь злоумышленник будет считать, что предмет его поисков Эмма хранит при себе или в каком-нибудь потайном месте, известном только ей одной. Ну что ж, придется не спускать с нее глаз. — Хью задумчиво покачал головой. — Представить себе не могу, чтобы такая девушка, как Эмма, была замешана во что-то дурное, а с другой стороны, не понимаю, почему, зная о грозящей ей опасности, она не раскрывает свою тайну и не просит о помощи. Элин изо всех сил старается завоевать ее доверие, и Эмма, кажется, очень к ней расположена, однако ни словом не обмолвилась о том, что хранит какую-то тайну. А ведь ты знаешь Элин — она умеет сходиться с людьми. Кто может перед ней устоять, о себе я уж не говорю…
— Я рад, что ты оказался таким любящим мужем, — с одобрением заметил Кадфаэль.
— А как могло быть иначе? Кстати, не ты ли сам бросил Элин в мои объятья? Теперь тебе стоит позаботиться о том, чтобы из меня получился хороший отец. Как-нибудь во время молитвы замолви за меня словечко перед Господом. Да, послушай, Кадфаэль, я не перестаю удивляться этой девушке. Элин она пришлась по душе, а для меня это уже достаточная рекомендация. И похоже, и ей Элин понравилась, даже более того. Но все же она не бывает до конца откровенной. И щебечет с моей женой, и воркует, однако при этом всегда остается начеку и ни разу не проронила лишнего слова.
Впрочем, брат Кадфаэль не усмотрел в поведении девушки ничего странного.
— Так она и должна вести себя, Хью, — сказал он рассудительно. — Если она чувствует, что ей угрожает опасность, то прежде всего постарается не навлекать беду на тех, кого ценит и любит. Всеми возможными средствами — а она на редкость сообразительна и энергична — Эмма будет удерживать своих друзей от малейшего участия в деле, которое может принести им несчастье.
Берингар довольно долго размышлял над услышанным, вертя в руках опустевший рог, а потом наконец промолвил.
— Ну что ж, единственное, что нам остается, это оберегать ее от опасности, причем незаметно и ненавязчиво, будто мы ни о чем не догадываемся. Попробуем предотвратить любые враждебные шаги, которые, возможно, будут предприняты против нее.
Только сейчас Кадфаэлю пришло в голову, что следующий шаг может быть сделан не неведомым врагом Эммы, а самой Эммой. Владея какой-то тайной, девушка может и сама попытаться воспользоваться ею.
Хью отложил в сторону рог для питья и поднялся, отряхивая пыль с туники.
— И вот что еще я тебе скажу, Кадфаэль. Шериф по-прежнему занимается убийством, но чем дальше, тем меньше вся эта история похожа на месть разобиженного юнца. По правде говоря, я и прежде-то не верил в виновность молодого Корвизера, хотя напрочь такой возможности не отбрасывал.
— Во всяком случае, сейчас появилось веское основание, чтобы позволить провосту забрать сына домой под залог, — обрадованно заметил Кадфаэль. — Уж кто точно не наведывался ни на баржу, ни в палатку покойного, так это Филип. Паренек сидел в темнице — это ли не лучшее доказательство его невиновности?