Ярмо Господне

Катавасов Иван

Досталось от нее на орехи и другому известному изображению:

— О врожденном евнухоидизме Адама на потолке у папы римского в Сикстинской капелле и сказать-то нечего, судари мои. Никакая праматерь Ева не в силах забеременеть, плодиться и размножаться от такого вот праотца-кастрата и содомита.

Я вот что вам скажу, — вплотную взяла назидательное врачебное слово Вероника, — известно, на плотские Венерины утехи тогдашние европейские народы оказались весьма повадливы, невзирая на общераспространенность крохотных мужских размерчиков и женского мелкосопочника.

Чтоб вы знали,

мои миленькие! Той эпохе мы обязаны возрождением старых и открытием новых, передающихся половым путем тяжелых заболеваний. Именно в карнавальный период псевдо-Возрождения и заразного распространения гуманизма гонорея и сифилис приобрели эпидемический характер, обусловивший в XVI веке континентальную венерическую пандемию.

Гонорею, между прочим, досконально описал Гиппократ, о ней упоминали Аристотель и Сенека. Но в их времена это венерическое заболевание не имело той разрушительной силы, какую оно приобрело в середине XV века.

От гонореи в античности суставы не распухали, мочевой пузырь не воспалялся, полная слепота не развивалась, серьезной причиной бесплодия мужчин и женщин она, как правило, не являлась. В народе ее считали исключительно мужской, не слишком частой греческой хворью.

Судя по всему, к старому штамму гонококка в античной Греции и Риме у человека в основном выработался иммунитет.

Иное дело в средневековье. Согласно общепринятой этиологии, новый штамм гонококка, завезенный крестоносцами от чернооких сарацинских красоток, до XV века мало себя проявлял. Во-первых, по причине строгости раннефеодальных нравов, во-вторых, палестинский штамм все-таки был собачьим, приобретенным пылкими мусульманскими гуриями от пастушьих псов.

Вероятно также, что азиатский гонококк мутировал в Европе, и ему потребовалось время на полную адаптацию к прямой кишке и заднему проходу европейских женщин. Триппером тогда, мои миленькие, заражались в основном любители и любительницы анального секса, то бишь библейского содомского греха.

Непростая венерологическая ситуация в Европе серьезно усугубилась, когда в 1492 году матросы Колумба наряду с табаком завезли с острова Гаити обезьяний, по происхождению, штамм бледной трепонемы. И пошел вам гулять по Старому Свету сифилис, за несколько лет на крыльях любви эдаким возрожденческим ангелочком-купидоном облетевший все европейские страны от Кастилии до Московии.

Триста с лишним лет сифилис и гонорею высокоученые доктора всерьез полагали одной и той же французской болезнью, сиречь люэсом и твердым шанкром. Что в анус, что к вагине.

Скажу вам: из числа инфекционных заболеваний, передающихся половым путем, в новое время в Европе появились в основном мягкий шанкр, вызываемый стрептобациллой Петерсена, и четвертая венерическая болезнь, поражающая паховые лимфатические узлы. Считая до пяти, сюда можно отнести и тотальную ВИЧ-инфекцию…

В библейском обществе ближних друзей апостола Филиппа Ирнеева о третьей и четвертой болезни мало кто слыхал. От синдрома приобретенного иммунодефицита Господь миловал, никому во плоти не досталось.

«Больно и невкусно, горько и солоно не вдарило… Равно сексом без разбора и без меры тоже никто не увлекается…»

Поэтому нравоучительные

религиозно-философские истинно апостольские сентенции Пал Семеныча, закономерно сравнившего возрожденческие ереси гуманизма и пантеизма с вредоносными болезнетворными микроорганизмами, вызывающими постыдные болести, честная компания восприняла благосклонно и благонамеренно. Мол, нечистым гуманистам стыд и срам инфицированный.

Так и есть, в здоровом теле, слава Богу, воплощен здоровый дух. И наоборот. Притом последнее случается гораздо чаще, чем думают атеисты и материалисты.

Тогда как пантеистический бог в вещах встречается куда реже, чем театральный бог из машины. Или искра Божия посещает людей творческих, способных к искусствам.

ГЛАВА XVI В ДУХОВНОМ ИЗМЕРЕНИИ

— 1-

Благожелательно проводив воскресных гостей рыцаря Филиппа, дама Прасковья вначале куртуазно испросила у него дозволения не менять мнимого секулярного облика. Засим перешла к своеобычной манере общения:

— …Назови меня Парашей, братец Фил, психотропный ритуал, вишь, у меня простой, будто грабли. Но искусный, за здорово живешь его не взять. Не всякому зелоту под силу раскусить мои флерончики.

Известное дело, ты меня как облупленную зришь по фигуре и в девическую стать, несмотря на Калатрава-Флерон. Каждая девка пред тобой, почитай голенькая в сись-пись трепещет. То же самое духовидец наш, клерот Павел…

Вероничка вгляделась, по первости маненько поерепенилась, после ж поутихла. Смикитила егоза, с ее десятым кругом меня на кривой козе не объедешь. Инде сядешь, милашка, там и слезешь.

Недаром неофитка Анфиса весь вечер на меня и на твою мирскую компашку злобной инквизиторшей бдительно так зыркала. За что ее и уважаю. Довлеет дневи злоба ея. Не рассупонивается баба в мирской личине. Титешник не распускает, огузок подбирает…

Начну поддерживать твое орденское звено, без разговоров возьмусь Анфиску наставлять в ратоборстве физическом. Мыслю, моим шоковым и волновым плюхам ее обучить.

В сочетании с активным распознаванием умов лучше не придумать, как дробить поганцев. Бить следует аккуратно, но стильно…

— Завтра понедельник, день у тебя длинный… Дизе и продемонстрируешь активно, вундер фройляйн Праски.

Айн момент, марширен на кухен к посудомоечной машине, стильно… Ежели ты изображаешь мою домовитую сестричку. Надобно тебе соответствовать оной стилистике в смиренном приспособлении к местным условиям, дева Параскева, моя Пятница.

— Как скажете, рыцарь. Дама Прасковья слушается и повинуется.

На кухне Прасковья настоятельно отстранила Филиппа от неизбежных домохозяйственных забот после приема гостей:

— Сиди и нишкни, названный братец мой Филька! По-господски с винишком располагайся, коли домоправительницей обзавелся, по-родственному. Назови меня Парашей или Кутафьей Роговной, секулярно…

Управившись с кухонной приборкой и размещением грязной посуды по секциям моющего агрегата, Прасковья решительно и феноменально налила себе коллекционного крымского портвейну, с чувством закурила и распорядилась: