Ярмо Господне
Шрифт:
— Коль я им для мирского аппетита по секрету расскажу про Маньку Казимирскую, то стопудово прибавлю довольствия, — ехидно хихикнула Настя. — Острые зубки у меня выросли, могу и позлословить, определенно арматорской легенды ради.
Начну-ка я с толстосисястой Катьки и выложу ей на ушко американскую трагедию, как Манька в жесть разругалась с отчимом, рожать, стервоза, отказалась. Нашего дорогого Пал Семеныча сто пудов бросила и нашла себе другого пенсючка — богатенького доктора-психоаналитика.
— Давай-давай, женушка, — улыбнулся Филипп. — Не забудь еще секретно
Про между прочим пора нашей почтеннейшей публике кое-что разъяснить о серьезности сердечных чувств Анфисы и Пал Семеныча. Как-никак, ты — ее дорогая кузина. Тебе все положено знать.
— Ах люблю посплетничать для аноптического образа ради! — вмешалась Прасковья. — Фил, позволь-ка мне раззвонить о твоем будущем родстве-свойстве с Булавиным.
Я тоже твоя сродственница на седьмом легендарном киселе. Вот и поведаю, как мы вскорости честным пирком да за свадебку, да на Троицу вкруг аналоя.
Симметрично выйдет, коли оба вы на сестрах обженились. Истинно харизматические супружества на землех и на небесех плодятся и размножаются.
— Бысть по сему. По-родственному известишь. Можешь даже с тостом бухнуть в свадебные колокола. Без Троицы дом не строится.
К тому же про Анфису и Пал Семеныча достопочтенное библейское общество и так догадывается. Возраст приблизительно уравнивает. Эдак благожелательно считает, будто у Анфиски это есть последний и решительный шанс выйти замуж. Иначе вовек-де в старых девах застрянет.
Катерина втихаря взбалмошную Маньку осуждает, мне Петр говорил. Прежнюю Манькину ориентацию нехорошим словом поминал.
— Была она девушкой юной, плохело у ей промеж ног, — выдала музыкальную фразу Прасковья. — Послали девку то ли замуж, то ли куда поодаль. Далече-далече, каб не возвернулась…
Молодую праведную жену Анастасию Ирнееву, которая несмотря ни на что непременно и регулярно возвращается к мужу, библейское общество чествовало особо, вначале домашнего пиршества. «Из-за моря-океана, из рака ноги…»
После того, как Прасковья Олсуфьева торжественно, удивив всех тостом-эпиталамой, объявила о состоявшейся втихую помолвке, настал черед поздравлений в адрес Анфисы Сергеевны Столешниковой и Павла Семеновича Булавина. Некоторое смущение обоих только добавило красноречия гостям Филиппа.
«Честь по чести впрок поздравили молодых. Многая лета венчающимся на Пятидесятницу… Спаси и сохрани, Господи, люди Твоя…»
Едва только отзвучали брачные славословия и добрые пожелания, за Павла Булавина взялся Петр Гаротник. Они вышли на кухню, усладительно закурили и принялись дискутировать на исторические темы. Пусть направили их втроем заваривать чай и варить кофе, к дискуссии Филипп не мог не присоединиться.
Для затравки речь зашла о древнейшей свадебной обрядности и плавно, диахронически перешла к декоративным элементам язычества в христианстве.
— …В диахронии, друзья мои, кольцо,
Порой с обрядами и ритуалами происходят удивительные поведенческие метаморфозы, включительно отправление религиозных конфессиональных культов. Разумеется, если социализированные вводные брать по существу психологической установки-аттитюда.
К примеру введем, как в период псевдо-Возрождения простонародье весьма естественно восприняло волшебное превращение Эроса-Купидона, античной материалистической аллегории телесного полового вожделения, в бесплотного библейского ангела. До того все без изъятия языческие божества у них признавались демонами, демоницами или злыми духами.
Таким вот эротическим образом ветхозаветные грозные воители в вышних оборотились голыми пухлыми младенцами-купидонами, коих не стеснялись изображать в римско-католической иконописи, бесстыдно размещать в храмах и монастырях.
Скажу больше. Безграмотные простолюдины в дальнейшем встроили навязанное им поганство в христианскую небесную аллегорическую иерархию. Цинично или попросту бездумно смешивая низкое и высокое, культовые изображения языческих божков-амуров они додумались именовать херувимами, что нашло отражение в художественных промыслах.
До шестикрылых серафимов, средневековые возрожденческие горе-художники, слава Богу, не добрались. Видать, на это им творческой фантазии или образованности не достало.
Все эти художества, безобразия, бесчиния нам следует рассматривать в образе и подобии нарочитых диверсий и саботажа сиречь подрывной антихристианской деятельности гуманистов-возрожденцев, из-под полы, из-под спуда насаждавших площадную карнавальную культуру…
Петр Гаротник согласился с Павлом Булавиным насчет дикого религиозного бескультурья народных масс, вспомнив тургеневских крестьян середины XIX века. То бишь жителей деревни Бежин Луг, где апокалиптический Антихрист обернулся простецким Тришкой, чье анекдотическое появление предвещает конец света.
Но вот относительно действительного существования в Западной Европе в XIV–XVI веках злонамеренных культуртрегеров-гуманистов апостол Петр засомневался. Мол, идейное гуманизированное антихристианство есть изобретение позднейших времен.
Апостол Филипп разделил его сомнения:
— Пал Семеныч, позвольте вам напомнить. Термин «гуманизм» обрел кое-какие права гражданства только в первой четверти XIX века от Рождества Христова.
Тогда как многоречиво разглагольствовать о гуманизме атеисты и мнимо верующие начали лишь ближе концу девятнадцатого столетия. А миф о средневековом гуманистическом якобы возрождении укоренился в современной массовой культуре не ранее начала прошлого века.