Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)
Шрифт:
Князь ужаснулся:
– Как же вы службы проводите?! Где священник? Как он допустил такое настроение?!
Тощий, едва державшийся на опухших от голода ногах мужичок, что открыл храм, помотал головой:
– Дак ведь нету никого уж второй год. Священник помер, а нового не прислали. Хотели было и храм растащить, но волхв наш не позволил, сказал, мол, чужих богов обижать негоже, навредить могут.
Ярославу хотелось объяснить, что Господь не может навредить своим детям, но вдаваться в спор с тощим человеком было не ко времени, потому князь махнул рукой и, перекрестившись на пыльную икону, вышел вон.
Но сейчас Ярославу не до того, он приехал разобраться с теми, кто убивал и кто велел убивать.
По распоряжению князя главные зачинщики погромов были схвачены и посажены в темницы. Ими оказались волхвы, потому как именно они направляли гнев оголодавшего люда на старую чадь. Нескольких даже казнили. Как бы не было измученному люду все равно, но расправа над волхвами заставила самых смелых собраться близ темницы в Суздале.
Ярослав ждал этого, вышел, встал перед всеми один, не городясь дружиной. Понимал ли, что по одному слову волхвов могут растерзать, не посмотрев, что князь? Конечно, но знал и другое: если ныне пересилит толпу, то за Суздальщину можно не бояться.
У стоявшего в первых рядах седого как лунь волхва перекосило от злости лицо: его товарищей посмел в темницу упрятать и даже жизни лишить, а теперь смеет в глаза смотреть?! Волхв мог бы сразу призвать растерзать князя, и толпа справилась бы, даже дружина не спасла бы Ярослава. Но старик решил сначала строго спросить, и в этом была его ошибка.
– Пошто волхвов за веру караешь?! Своего бога мечом навязываешь!
Ярослав сразу понял, что главным противником будет вот этот высохший от времени, жилистый старик с совершенно белой головой. Его крепкая рука, опиравшаяся на суковатую палку, могла только указать на князя: «Бей его!», и люди кинулись бы исполнять, столь велика была внутренняя сила волхва. Даже понимание, что перед ними князь, а позади князя дружина, не остановило бы. Видно, так же отправляли на смерть и старую чадь – одним указующим перстом крючковатого пальца.
Откуда и взялся у Ярослава зычный голос, который заставил притихнуть толпу?
– Не за веру караю и не за безверие! За пролитую кровь человеческую!
– Виновны те, чью кровь пролили, виновны!
– В чем? В голоде и недороде? – В установившейся полной тишине голос князя уже просто громыхал. – Убили, так сразу сытно стало? Господь любому по грехам его дает.
– А… – обрадовался волхв, его крючковатый палец назидательно поднялся вверх, – коли так, и им по их грехам смерть дадена!
Люди замерли, что ответит князь?
– В животе или смерти человечьей только Господь волен! Не человекам сие решать!
Но волхв сдаваться не собирался.
– Так чего же ты, князь, людскую кровушку в боях льешь? Али она цвета другого?
– Божьей волей за невинную смерть братьев своих мстил, за разор и полон новгородцев.
– А как знать, где твоя воля, а где воля твоего Бога?
– Я мечом супротив меча встал. А вы супротив кого?! – Ярослав уже не смотрел на волхва, обращался через его голову к толпе. – В чем вина тех баб, которых вы убили, в том, что у их мужей хлебушка больше в амбарах припасено?
–
– Так и отобрали бы, убивать к чему?
– Ага! – рассмеялись в толпе, уже поняв, что с князем можно разговаривать по-человечески. – Так они и отдали, они тоже не дураки, с кольем да дубьем все защищали.
– Кто, бабы?
– Не… – рассмеялся народ.
– Вот то-то и оно. Тех, кто против вас с кольем да дубьем встать не мог, побили. А не подумали, почему у вас голод, а у соседей ваших болгар хлебушка вдоволь.
– Почему?! – ахнула толпа. Задние, чтобы видеть князя и лучше его слышать, вставали на цыпочки, тянули шеи, напирали на передних. Немного погодя князь оказался уже просто в плотном окружении суздальцев, обеспокоенные гриди были оттеснены в сторону. Но было понятно, что убивать его никто не собирается.
– Бог по грехам нашим наводит на какую-нибудь землю голод, или мор, или засуху, или иное наказание.
– Так что ж делать? – чуть растерялся народ.
– Господа о прощении и заступничестве молить, но и самим рук не опускать. Чего же сразу к болгарам не поехали, а свои земли разорять принялись?
– Дык… кто же знал, что они в три шкуры драть не станут?
– Думали, что догола разденут…
Ярослав усмехнулся:
– А ко мне чего же не прислали? Тоже боялись, что догола раздену?
Народ растерялся окончательно. Теперь и правда было непонятно, чего к князю за помощью не кинулись. Руки привычно полезли скрести затылки. Про волхва было забыто.
Ярослав еще долго говорил с людьми, убеждая в милосердии Господа и его помощи в нужную минуту. Многим уже казалось, что приди они в ныне закрытые христианские храмы, и не было бы этого ужаса голодных дней и страха за свою жизнь и жизни близких. Обводя взглядом толпу, князь вдруг наткнулся на одиноко стоящий силуэт. Хотя до человека довольно далеко, Ярослава точно громом поразило – волосы старца черны, а борода и усы седы. Но когда в следующее мгновение князь обернулся снова, седобородого на месте уже не было.
В передних рядах близко к Ярославу, впиваясь в него взглядом, стояла седая, изможденная женщина. Когда стало чуть тише, она вдруг вполголоса спросила:
– Выходит, и тебя, князь, бог сына по грехам твоим лишил?
Ярослав на мгновение замер, точно громом пораженный, потом вздохнул:
– Выходит, и меня.
Женщину оттеснил рослый мужик, объяснил:
– Ты на нее не серчай, княже, у нее недавно сын утонул. Сильный был парень, молодой, жить бы да жить, и чего лодка перевернулась? Она за одну ночку поседела, старухой стала.
Женщина все стояла, печально глядя в никуда и горестно качая головой.
– А у тебя еще дети есть?
– А? – очнулась та. – Дети? Есть, как не быть…
– А муж?
– А мужа нет. Помер. И двое деток померли. А еще четверо живы, живы…
Ярослав знаком подозвал к себе гридя:
– Пойдешь с ней, посмотришь, что нужно. – Поднял голову на окружавших людей, снова заговорил громко: – Я ваш князь, а потому за вас ответствую пред Господом. Если помощь нужна, прежде ко мне надо идти, чем друг дружку грабить и убивать. Новгородцам помог, когда в беду попали, и вас не оставлю!