Ярослав Мудрый. Русь языческая
Шрифт:
Иногда Ярослав отрывался от книги и восторженно восклицал:
– Какие же мудрые люди! Какое богатство суждений, особенно в речах Цицерона. Он не придворный сочинитель римского властителя. Отнюдь! Его девятнадцать трактатов по риторике, политике и философии говорят о глубоких преобразованиях и новинах…
Шаг за шагом Ярослав становился первым книжником Руси.
И вот его разлучили с матерью.
«Отец поступил жестоко, он даже не позволил ей книги взять. Чем же матушка будет заниматься?» – обеспокоился Ярослав.
Он пришел в книгохранилище, отобрал несколько книг, тяжелых, облаченных
«Поеду к матушке. Обрадую ее», – подумал Ярослав, но тотчас огорченно опустился на сундук. Никто его из терема не отпустит: по негласному правилу любой из княжичей не имел права уйти из дворца без ведома князя или дядьки-пестуна.
Пошел к Добрыне Никитичу.
– Собрался я мать навестить, Никитич. Да и книги ей привезу.
– Не дело придумал, княжич. Дождись отца.
– Но отец отбыл в Вышгород. Когда-то он вернется. Тебе, Никитич, решать.
– Не волен, княжич. Владимир Святославич особо наказал: никого к Рогнеде не допускать.
– Даже детей?
– Даже детей, Ярослав.
– Но ты же у меня добрый дядька, не зря тебя Добрыней зовут.
– Это я с виду добрый, а как на печенега пойду, злей меня на свете нет.
– Да уж ведаю. Не тебя ли в лихолетье за Ильей Муромцем посылали?
А как тут-то они думали:– А нам есть кого за Ильей позвать.А пошлем-ка мы Добрынюшку Никитича —Он да ведь ему крестный брат,А крестовой-то братец да названный,Так он-то, бывает, его послушает…– Ишь ты, – довольно улыбнулся дядька. – Не зря тебя книжником прозывают. Но ты меня не задобришь. Жди отца!
Глава 18
К Рогнеде!
Ранним утром, облачившись в рыбачью одежу и прихватив с собой удилище, Ярослав устремился к Днепровским воротам крепости. Ведал: по утрам ворота распахиваются, через кои начинают сновать люди из Детинца и Подола. Благополучно спустившись с Горы к Днепру, Ярослав вошел в небольшой срубец перевозчика Епишки. Тот, зарывшись с головой в облезлый бараний кожушок, громко храпел на куче сена.
Епишку ведал каждый киевлянин. Когда-то он служил в дружине князя Владимира. Был весельчак, отменный кулачный боец, но и великий бражник. Пивко да меды его и сгубили. Не было дня, чтобы Епишка вдрызг не напивался. Только бы пить, да гулять, да дела не знать. Бражник, хватив лишку, воинственно драл горло:
– Пьем да людей бьем: знай наших, поминай своих!
Владимир хоть и сказал, что «Руси – есть веселие пити, не можем без него быти», но Епишку из дружины изгнал. Тот возмущенно сучил на Торжище увесистыми кулаками, доказывал, что он первый трезвенник:
– Аль было со мной такое, что двое ведут, а третий ноги переставляет? Бражник лежит, дышит, собака рыло лижет, а он и слышит, да не может сказать: цыц! Было? Ни в жисть не было! Епишка по одной половице пройдет – николи не пошатнется. Да тверезей меня на белом свете нет!
Народ смеялся, а Епишка всё
Вино, когда человек своей меры не ведает, не молодит, не дает живительной силы, а крючит в старость, и никому ты уже не нужен, как гнилая солома в омете. Побродяжил, побродяжил Епишка по Киеву, поскитался по углам и подался в перевозчики…
Ярослав едва растолкал Епишку. Тот обросший, всклокоченный, высунул свою лешачью голову из кожушка, хрипло спросил:
– Чо те, юнота?
– Перевези через Днепр, Епишка.
У Епишки сивая борода до колен, глубокие морщины испещрили широкий лоб. Ныне ему уже за пятьдесят, но сила в руках еще осталась. Народ на перевозчика не обижался.
Епишка протяжно зевнул, обнажив щербатый рот, закряхтел, протер узловатыми кулаками глаза.
– В своем уме? Была нужда мне огольцов возить.
– Я заплачу, Епишка.
– Ты? – закудахтал перевозчик. – Да у тебя всех денег – вошь на аркане, да блоха на цепи. Не смеши.
Ярослав выудил из-за пазухи серебряную гривну.
– Держи, Епишка.
Епишка глаза вытаращил. На гривну можно три десятка ярыжек до повалячки напоить.
– Откуда, юнота?.. Аль купца обокрал?
– Не твоего ума, Епишка. Вези!
Перевозчик проворно запрятал гривну в зепь [42] портков, изрек довольным голосом:
42
Зепь – древнее название кармана.
– Стрелой по Днепру полечу! Прыгай в учан! [43]
Перевозом через Днепр занимался не только Епишка, но и добрый десяток киевлян – владельцы разных речных судов: челнов, учан, расшив, стругов, ладий. Смотря какая надобность была в перевозе – ратная, торговая, по всевозможным хозяйственным нуждам.
Выбор Ярослава выпал на Епишку. А тот скрипел уключинами, и всё ломал голову:
«Откуда у этого огольца такие деньжищи? Кажись, не боярский и не купеческий сынок, а отвалил целую гривну. Да за неё можно столь свежей рыбы укупить, что в три горла всей Почайне не изъесть. А этот с одним удилом на обратную сторону Днепра подался. Чудаковатый юнец!.. Э, да чего зря кумекать, когда вечор богатая выпивка ждет».
43
Учан – речное грузовое судно.
– Когда вспять, юнота?
– А когда шапкой махну.
Не махнул шапкой Ярослав, а направился лесной дорогой до села Предславино. Долог путь. Мать на прощанье молвила, что отец удаляет ее за тридцать верст. Крепкую стражу к ней приставил, дабы не надумала в Полоцк сбежать.
Шел Ярослав с отрадными мыслями. К матери идет. Вот утешится, да и он, Ярослав, будет счастлив. Привык он к матери, всем сердцем прикипел. Ведь она не просто мать, а искусный учитель, чьи познания не имеют предела. Как такую мать не боготворить?