Ярослав Мудрый

Духопельников В. М.

При Ярославе началось продвижение русских на север и северо-восток. Летопись сообщает, что в 1042 г. сын Ярослава Владимир ходил на емь (народ, живший на северной стороне Ладожского озера до Двины) и взял много пленных. Однако по дороге домой люди и кони стали умирать «и мало возвратилось, и те едва живы».

В то же время Новгород смог расширить свои владения на восток и север. Жители Перми, окрестностей Печоры, Югры, побережья Белого моря уже в XI столетии являлись новгородскими данниками. Территорию от Белоозера до реки Печоры назвали Заволочьем. Ее постепенно заселили новгородцы, которые принесли туда с собою христианскую веру. В XII столетии на берегах Двины уже существуют православные монастыри. В годы правления Ярослава русские дружины оказались и в предгорьях Урала. Сокровища Урала через югорских данников потекли в Новгород, а оттуда и в Киев.

Ярослав, правя огромной территорией Киевского государства, как и его отец,

продолжал укреплять государственный строй Руси. Он усилил свою власть в Новгороде, дав новгородцам «грамоты», но изгнав в 1019 г. влиятельного и опасного для него наместника Константина Добрынича, главу верхушки новгородского общества. Наместником в Новгороде он сажает своего сына Владимира (ранее там некоторое время сидел малолетний Илья). Под 1035 г. летопись сообщает: «Ярослав ходил в Новгород и оставил там на княжении старшего сына своего Владимира». Владимир оказался надежным помощником отцу во всех его делах. Возможно, этому содействовала жена Ярослава и мать Владимира Ингигерд, которая часто навещала сына и жила в Новгороде. Да и Ярослав неоднократно бывал в Новгороде. Третий (второй [2] ) сын, Изяслав, получил Турово-Пинскую землю, а когда умер его старший брат Владимир, он получил и «волость» брата. Святослав, четвертый (третий) сын Ярослава, правил на Волыни. Только пятый (четвертый), Всеволод, как и малолетние Игорь и Вячеслав, оставались с отцом.

2

Изяслав был третьим сыном Ярослава. Родился он после Ильи и Владимира, но так как старший сын (Илья) умер рано, то часто Изяслава называют вторым – из выживших; по той же причине существует двойная «нумерация» и других сыновей Ярослава.

Среди Русских земель немного особняком стояло Полоцкое княжество, где правили наследники Изяслава Владимировича, старшего брата Ярослава. Но и они, как свидетельствуют летописи, лишь один раз нарушили мир с великим князем. Скупо сообщает летопись и о заточении в 1036 г. брата Ярослава Судислава, который находился в Пскове: «оклеветан бо был ему от ненавистных». Посредством правления сыновей укреплялось единство государства, отдельные земли сохраняли крепкую связь со стольным градом Руси Киевом.

В этот период в государстве складывалась непростая ситуация. С одной стороны, русский народ выражал покорность князьям, но с другой – сохранял некоторые традиции вольности. При решении важных дел, а особенно в минуты опасности, во многих городах, и особенно в Новгороде, население сходилось на общий совет – вече. Так, киевляне заявляли Святославу, что ты, дескать, князь, «ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою оставил». Белгородцы, теснимые печенегами, обсуждали на вече, что им делать. Новгородцы объявили Святославу, что они требуют от него сына в правители или, в случае отказа, изберут себе особенного князя. Сам Ярослав вынужден был выступить на вече Новгорода и обратиться за помощью, а затем неоднократно собирал вече в Киеве. Такие народные собрания в русских городах, бравшие начало в глубокой древности, доказывали, что граждане принимали участие в управлении данной территорией и государством в целом. Вече могло поддержать князя, что придавало ему смелости, или отказать в поддержке, если замыслы князя не отражали интересов горожан. На войне права князя также ограничивались корыстолюбием воинов: он мог брать себе только часть добычи, уступая им прочее. Так, Олег и Игорь взяли дань с греков на каждого из своих ратников, родственники убитых тоже имели в ней долю. Желая один воспользоваться результатом грабежа в Древлянской земле, Игорь удалил от себя войска, следовательно, не только добычею от битвы, но и данью, собираемой с народов, уже подвластных Руси, князья делились с воинами. Ярослав своей «Русской правдой» в определенной степени регламентировал эти отношения, вводя специальные виры (штрафы) в пользу князя.

Свою деятельность по собиранию русских земель в единое государство Ярослав стремился закрепить и рядом церковно-политических актов. Первым шагом в этом направлении стало стремление Ярослава создать Русский пантеон святых. Уже в первые годы утверждения его в Киеве он направляет в Константинополь патриарху и императору прошения о канонизации (причисление к лику святых) княгини Ольги, Владимира Великого, варягов-христиан (отца и сына), убитых язычниками в Киеве при Владимире, и своих братьев Бориса и Глеба. Канонизация Ольги, Владимира и варягов-мучеников была решительно отклонена Византией, но настойчивость Ярослава в отношении Бориса и Глеба сломила упорство императора. Ярославу удалось добиться канонизации своих братьев, князей Бориса и Глеба. Одновременно и на Руси Ярослав делал все возможное, чтобы прославить и возвеличить братьев, показать их беспрекословное послушание и подчинение старшим.

«Сказание о Борисе

и Глебе» рисует нам образы братьев. «Сей благоверный Борис был благого корени, послушен отцу, покорялся во всем отцу Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом, возрастом мал и ус молодой еще был, сиял по-царски, крепок был, всем был украшен – точно цвел он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия цвела в нем». Когда Борис готовится принять мученическую смерть, его облик меняется. «Весь облик его был уныл и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал». О Глебе сказано более кратко: «Глеб, юнейший, неотлучно находился при брате, слушал чтение его день и нощь и творил многую милостыню нищим, вдовицам и сиротам». «Повесть временных лет» подчеркивает, что Борис принял именно мученическую смерть: «Посланные же пришли на Альту ночью, и когда подступили ближе, то услыхали, что Борис поет заутреню, так как пришла к нему уже весть, что собираются погубить его. И, встав, начал он петь: «Господи! За что умножились враги мои! Многие восстают на меня»; и еще: «Ибо стрелы твои вонзились в меня; ибо я готов к бедам, и скорбь моя предо мною»; и еще говорил он: «Господи! Услышь молитву мою и не входи в суд с рабом твоим, потому что не оправдается перед тобой никто из живущих, так как преследует враг душу мою». И окончив шестопсалмие и увидев, что пришли посланные убить его, начал петь псалмы: «Обступили меня тельцы тучные… Скопище злых обступило меня; Господи, Боже мой, на тебя уповаю, спаси меня и от гонителей моих избавь меня». Затем начал он петь канон. А затем, кончив заутреню, помолился и сказал так, смотря на икону, на образ Владыки: «Господи Иисусе Христе! Как ты в этом образе явился на землю ради нашего спасения, собственною волею дав пригвоздить руки свои на кресте, и принял страдание за наши грехи, так и меня сподобь принять страдание. Я же не от врагов принимаю это страдание, но от своего же брата, и не вмени ему, Господи, это в грех». И, помолившись Богу, возлег на постель свою. И вот напали на него, как звери дикие, из-за шатра, и просунули в него копья, и пронзили Бориса…»

«Сказание о Борисе и Глебе» говорит нам и о святости Глеба: «Когда убили Глеба, то бросили его в пустынном месте меж двух колод… Но Господь, не оставляющий своих рабов, – как сказал Давид, – сохранит все кости их, и ни одна из них не сокрушится. И этого святого, лежавшего долгое время, не оставил Бог в неведении и пренебрежении, но сохранил невредимым…» Ярослав после вокняжения в Киеве приказал разыскать тело Глеба и похоронить его рядом с Борисом. Далее автор сказания сообщает, что вскоре у могилы страстотерпцев начали совершаться знамения и чудеса. Но об этом Ярославу сообщили только после того, как церковь Святого Василия сгорела по неосторожности пономаря. Ярослав приказал выстроить новую церковь, куда и перенесли мощи святых братьев Бориса и Глеба.

Таким образом, Ярослав, добившись канонизации Бориса и Глеба, не только положил начало пантеону русских святых, но и тем самым увенчал ореолом святости и свою собственную княжескую власть. Установление почитания первых русских святых стало торжеством национальной политики Ярослава и приобрело формы национального культа. Память Бориса и Глеба праздновалась с необычайной торжественностью шесть раз в году. День 24 июля (день убийства Бориса) – главный из этих празднеств – причислялся к великим годовым праздникам.

Вскоре почитание Бориса и Глеба вышло за пределы Руси. В самой Византии был принят этот культ: в константинопольской Софии поставлена икона Бориса и Глеба, в Испагасе построена церковь их имени. Сохранился армянский «Пролог» о Борисе и Глебе, очевидно, переведенный с греческого. Бориса и Глеба почитали и в Чехии: в Созавском монастыре в их честь был выстроен придел.

Государственно-политическое значение культа Бориса и Глеба заключалось в осуждении княжеских распрей, в стремлении укрепить государственное единство Руси на основе строгого соблюдения правил взаимоотношения между князьями: все князья – братья, но старшие должны защищать младших и покровительствовать им, а младшие – безусловно покоряться старшим. Поведением Бориса и Глеба, не поднявших руки на старшего брата даже для защиты своей жизни, освящалась идея родового старшинства в системе княжеской иерархии; князья, соблюдавшие эту заповедь, стали святыми.

К тому же канонизация Бориса и Глеба привела к появлению на Руси особого культа «страстотерпцев». Борис и Глеб не были «мучениками за Христа». Они пали жертвами политической интриги, в условиях княжеской «которы», как многие до и после них. Смерть братьев, прославленная агиографией, – политический долг вассалов, ведь Святополк их вере, разумеется, не угрожал.

Однако со смертью Ярослава Мудрого (1054 г.) завершится период спокойствия на Руси и снова разгорится ожесточенная борьба как между братьями, сыновьями Ярослава, так и между другими родственниками.