Ярослав Умный. Первый князь Руси
Шрифт:
Именно кривичей. Если появится небольшая диаспора тех же радимичей – не вопрос. Почему? Очень просто. Народы еще не сложились и деление на «свой – чужой» шло по другим принципам. Славянин из другого племени не считался своим. Более того – он воспринимался еще более опасным, чем совсем уж явный чужеземец из-за схожести языка, внешности и повадок. Этакий «фальшивый» свой. Вроде враг, а вроде и друг. Так и не поймешь сразу. Что раздражало и пугало в немалой степени. Поэтому кривичи очень ревностно относились к появлению на своей территории тех же радимичей, но спокойно пропускали свеев.
Любопытное явление. Неожиданное. И Ярослав с еще большим изумлением
Модернизация кузницы. Что такого там можно было выдумать? Молотки да наковальня, ну клещи, заготовку доставать раскаленную, ну кое-какие оправки. Меха еще горн раздувать, маленькие, ручные. С этими инструментами кузнецы работали столетиями, если не тысячелетиями. Менялось только качество инструментария и, в какой-то степени, материал.
Нет, Ярослав не стал улучшать обыденные вещи. Зачем? Ему ведь требовалось резко поднять продуктивность кузницы. А значит, что? Правильно. Нужно было привнести какие-то новые, непривычные, но очень полезные решения. Вот он и привнес – механический молот с приводом от ворота, который могут крутить четыре любых человека. Ну и пресс. Как же без него? Он был тоже нужен. Вот Ярослав и задумал поставить сразу два – и рычажный, и винтовой.
Конструкции он выбрал самые что ни на есть простые и доступные. Дубовые рамы, бронзовые подшипники скольжения, деревянные и кованные железные оси да упоры и так далее. Грубо, лаконично, примитивно. Но даже такая элементарщина, без каких-либо сложных кинематических схем была для этих двоих темным лесом. Ему пришлось весь день рассказывать, показывая всякое руками и черкая на земле веточкой. И вы думаете поняли? Нет. Нет. И еще раз нет. Даже основы механики, для не оскверненных образованием голов, была слишком чуждыми и противоестественными знаниями.
Вот Ярославу и приходилось КАЖДЫЙ день ходить к Малу в гости. И постоянно что-то править в его работе. Ругаться. Ибо такие вмешательства бесили кривича невероятно. Он как вольный художник ТАК видел, а наш герой приходил и чуть не кричал от отчаяния. Так и жили. Так и работали. С трудом. Чуть не хватаясь за оружие. Зато потом, когда молот был завершен и он заработал, и Кент, и Мал смотрели на него разинув рот, не веря собственным глазам. Для них это была сказка. Чудо. Волшебство и колдунство. Потому как, несмотря на то, что именно их руки его и сделали, повторить они бы не смогли. Ибо не понимали, что делали. Совсем. Так что, наблюдая за искренним восторгом кузнецов, Ярослав был мрачен и грустен. Этих уже было не изменить. Если что делать и заставлять, то из-под палки. Не дураки, нет, отнюдь. Просто разум совершенно не развит в силу отсутствия образования… образования… его ведь тоже нужно было как-то организовывать, пусть и в кустарном варианте. Что нашего героя вгоняло в грусть-печаль еще сильнее. Педагог из него был так себе, но других в здешних краях не было вовсе. Во всяком случае естественнонаучного толка…
Что в сущности давал механический молот? Прежде всего рост производительности труда в разы. Толкать ворот намного легче, чем тягать лапками тяжелый молот. Плюс предсказуемость ударов и управляемость поковки. Да в придачу и квалификация молотобойцев более не нужна. Чего там сложного? Толкай и толкай, пока велят. А в случае чего можно и лошадку
Прессами они не так была поражены. Ну давит. И что? Схему примитивной штамповки по оправкам Ярослав им еще не показал… ибо не до того было. Да и возни с оправками – немало. Но главного наш герой добился. Он не только смог скооперироваться с этими ребятами, но и вынудил их буквально в рот ему заглядывать и ловить каждое слово. Ведь одно дело – сотрудничество из страха наказания, и совсем другое – личная позитивная мотивация. Только она в состоянии плодить энтузиазм и разумную инициативу.
Глава 2
Хаке Гандальвсон «терся» в Бирке, подыскивая себе занятие. После того, как Хальвдан Черный разбил войско его и братьев, ему не было место в Вингульмёрке. Он стал бездомным изгнанником. Да и осиротел совершенно, ибо братья ту битву не пережили, а других близких родичей у него не оставалось. А оставшиеся деньги стремительно таяли, грозя избавить Хаке и от своей компании. Не привык он жить экономно. Родился сыном конунга, жил им и даже правил немного не зная горя, пока соседи с топорами не пожаловали.
Он искал заработок. С лета искал. Но на все подряд согласиться не мог. Это невместно, то неприятно, а вот этой гадостью его и умирающего с голода не заставить заниматься. Поэтому понимания не находил, как и работы. Даже в походы его не брали сотоварищем. Конунг же, сын конунга, внук конунга и прочее. Опасно с таким идти...
И вот Хаке зацепился ухом за любопытный разговор. Купец, пришедший из Константинополя, рассказывал своему знакомцу про чудеса дальних земель. А рядом грели уши прохожие. Всем же хочется таких интересных вещей послушать. Не все же их видели и так далеко ходили.
– Вот я и говорю! Ромеец! Что он может? Сказки все это и болтовня! – Возмущался собеседник торговца.
– Ты его не видел, - качал головой Бьёрн. – А я тебе говорю – сам бы против него не вышел. Да и знакомцев у меня там много. Те своими глазами видели, как он Хьярварда одним ударом копья убил. Пробив щит и кольчугу.
– Но как?! Это же ромеец!
– Он очень непростой ромеец. Сразу видно – из очень богатой семьи. Ходят слухи, что родич Василевса. Но веры в их распятого бога у него нет. Крест носит, но так. Не по своей воле. Видно от того и скрывается на севере.
– А не брешешь?
– Священишка со мной ехал. Хотел тут у нас проповедь вести. Дохлый, но язык острый. Пока плыли – сам хотел за борт выкинуть ни один десяток раз. Но клятву дал. Ждал, когда до Бирки дойдем, чтобы завершить контракт и оторвать ему голову честь по чести. Так вот. Этот мерзавец к тому ромейцу полез. Чего-то там поучать. Так он ему такую отповедь дал, что мое почтение. По-ромейски говорил, на высоком наречии, так что я разбирал едва через слово. Но и этого хватило, чтобы понять – презирает этот ромеец из Гнезда и распятого бога, и жрецов его. Что он и сам сказал, назвав свой крест – проклятием, а Христа – жадным Богом, который никогда не отпускает тех, кто ему посвящен. Прямо скажем - с такими думками в Константинополе делать нечего.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
