Ярославль
Шрифт:
спокойные фигуры воинов с широко расставленными стройными ногами и монументальные
фигуры русских князей в длинных парчовых шубах. Устремленный ввысь огромный световой
купол как бы парит над храмом, благодаря размещению в зените его изображения Бога-отца
в белых светозарных одеждах.
Стены разделены на пять ярусов, которые легко обозримы с любой точки зрения.
Фресковый ковер на стенах имеет хорошо продуманную композицию. Он состоит из
отдельных горизонтальных
Сюжеты развиваются в них непрерывно, подобно непрерывным плетениям русского
орнамента.
На сводах написаны «Праздники», в двух верхних ярусах — сцены из «Жизни Христа», в
третьем — «Деяния апостолов». Верхние ярусы прерываются окнами, поэтому композиции в
оконных простенках имеют замкнутый характер.
Среди них замечательна сцена «Брак в Кане Галилейской», где «чудо» евангельского
мифа художник изобразил в виде русского брачного пира XVII столетия. Жених и невеста в
русском национальном наряде. У невесты на голове узорчатый венец, какие еще в прошлом
веке встречались на крестьянских свадьбах в Костромской губернии. Гости в узорчатых
кафтанах и шубах пьют вино из кубков. Слуги нацеживают его из бочек и в кувшинах
разносят гостям. Несмотря на обилие бытовых деталей, сцена эта исполнена особой
торжественности, подобна тем торжественным и величавым песням, которыми
сопровождались на Руси народные свадьбы.
В «Апостольском ярусе» много внимания уделено нарядным интерьерам с колоннадами,
лестницами и балюстрадами. Новаторство Гурия Никитина состояло в том, что он впервые в
русской живописи стал изображать действие в интерьере, или «нут-ровых палатах». В сцене
«Апостол Павел перед синедрионом» длинный колонный зал со сводами написан почти по
правилам прямой перспективы.
Повествование о жизни Пророка Ильи, занимающее четвертый ярус росписей, —
центральная храмовая тема. В художественную трактовку многих библейских мифов
введены национальные мотивы, которые оживляют роспись характерными чертами русского
быта.
Иудейский царь Ахав и его «нечестивая» жена Иезавель, с которыми ведет длительную
борьбу грозный Илья, одеты в царские одежды московского Двора времен Алексея
Михайловича. На слугах одежда русских крестьян: яркие рубахи, подпоясанные кушаками, и
пестрые порты из цветной набойки.
Весь храмовый ярус, посвященный Пророку Илье, проникнут чувством страстной
взволнованности. Драматическая напряженность особенно усиливается после мифического
«Спора о вере», где языческие жрецы, ожидающие «чуда» — воспламенения заколотого ими
тельца, — устраивают неистовые пляски вокруг статуи
расправляется с «неверными», закалывая их ножом и низвергая в бурный поток. На другой
сцене мы уже видим Илью, припавшего ухом к земле. Над ним огромное облако,
предвещающее долгожданный дождь на иссохшую землю язычников.
В нижнем ярусе, посвященном Елисею, можно отметить ту же приподнятость
эмоционального языка, но уже в плане мирных, поэтических сцен из повседневной жизни
людей. Их отмечает простосердечная искренность и подкупающая зрителя теплота
человеческого чувства.
В рассказе о сонамитянке мы видим статную русскую красавицу, в доме которой
произошло радостное событие — рождение долгожданного первенца.
В следующей сцене изображено тучное поле золотистой ржи. Смуглые жнецы в ярких
рубахах жнут спелые колосья и связывают их в снопы. Движения жнецов легки и плавны и на
фреске напоминают застывший танец. Вся сцена проникнута радостным прославлением
жизни. В ее чистых, звучных красках — золотисто-охристых, розовых, малиновых,
фисташковых, белых и лазурных — воплотилось народное, земное чувство красоты.
Поэзию народного труда ильинские мастера запечатлели и в ряде других сцен. Например,
в рассказе о бедной вдовице показано, как два отрока переносят в бочонках масло, а в
сцене «Исцеление купцов Елисеем» изображен сбор яблок и приготовление в котле
фруктового отвара.
Все эти ранее не входившие в схему церковной живописи сюжеты ярославские художники
заимствовали с гравюр знаменитой голландской Библии Пискатора, вышедшей в
Амстердаме в 1614 и вторично в 1650 году. Ярославские мастера не просто копировали
западные образцы, а перерабатывали их по-своему, сохраняя в стиле древние иконописные
традиции. Образы, созданные ими, глубоко национальны и носят почти фольклорный
характер. Илья и Елисей похожи на мудрых старцев былинного эпоса. Слуги и работники все
как один «добры молодцы». Георгий Победоносец и другие воины на столбах напоминают
сказочных русских богатырей.
Неповторимое своеобразие ильинским росписям придает фресковый орнамент, в
изобилии покрывающий полотенца нижнего яруса, подоконники, порталы храма, одежды
всех персонажей, шатры, посуду, мебель и архитектурные кулисы. Орнамент состоит из
крупных спиралевидных побегов с замысловатыми цветами и почками. Все элементы его
образуют стройную гармоничную композицию. На подоконниках в цветочную орнаментику
введены изображения вазонов и райских птиц. В звучных и чистых красках орнамента