Ярость ацтека
Шрифт:
Ренато стоял неподвижно, положив руку на кинжал. Я кивнул на нее и сказал:
– Когда-нибудь вы этой своей руки непременно лишитесь.
102
На следующее утро мы в количестве пятнадцати человек – дюжины vaqueros, Изабеллы, Ренато и general'issimo этого могучего воинства, то есть меня – двинулись на Леон. Путь предстоял хоть и нелегкий, но все-таки вдвое короче того расстояния, которое нам пришлось покрыть, чтобы попасть в Гвадалахару.
На первом же привале Изабелла сочла нужным прошептать мне на ухо, что я глупец: дескать,
– Вы правы, сеньора, я законченный идиот.
Я повернулся к ней спиной и отправился в лес облегчиться.
Леон, городишко, куда нам следовало заглянуть перед тем, как отправиться в селение, служившее резиденцией «генералу» Лопесу, был мне хорошо знаком: я не раз останавливался тут во время своих охотничьих вылазок. Как и множество подобных местечек в колонии, Леон, стоявший в плодородной речной долине в нескольких днях пути от Гуанахуато, был назван в честь многолюдного и богатого города в Испании. Когда мы оказались в предместье, я распорядился устроить привал и отправился в городок в сопровождении одного лишь vaquero. У перепуганных горожан я выяснил, что Лопес наводит ужас на всю округу. Он обосновался в придорожном селении и взимает «пошлину» со всех проезжающих. И хотя этот bandido уверял всех, что он откликнулся на призыв падре и является борцом за свободу, в действительности все его «новое революционное правление» сводилось к заурядному разбою. Лопес стремился награбить побольше, пока его не поймали и не повесили.
Я сказал Ренато, что только три человека – я, он и еще один vaquero – отправятся в селение, чтобы вести переговоры об освобождении пленника. Мы возьмем запасную лошадь для маркиза, и vaquero покараулит животных, если нам придется для беседы с Лопесом войти внутрь. Изабелла и остальные vaqueros будут ждать нас за пределами селения.
– Может, и мне тоже пойти с вами? – предложила Изабелла. – Вдруг мой муж слишком слаб, чтобы вынести обратную дорогу, и тогда он шепнет мне на ухо, где спрятаны сокровища.
Я рассмеялся:
– Ага, перед тем, как получит удар ножом в живот.
Они с Ренато оба вспыхнули.
– Да как ты смеешь!.. – начала было Изабелла.
Но Ренато поднял руку и перебил ее:
– Тебе лучше остаться здесь, на тот случай, если нам придется бежать.
– Бежать нам уж точно не придется, – заявил я.
– Откуда вы знаете? – поинтересовался племянник. – Вы думаете, эти разбойники...
– Они превосходят нас числом в соотношении сто к одному. Если вдруг переговоры зайдут в тупик, нас просто убьют.
Моим собеседникам такая перспектива явно не понравилась.
– А что они сделают со мной, прежде чем убить? – нервно пробормотала Изабелла.
Я этот вопрос проигнорировал: ответ был очевиден.
– Тогда мы должны захватить с собой на переговоры vaqueros, чтобы продемонстрировать силу, – заявил Ренато.
– Дюжина человек против сотни – какая уж тут «демонстрация силы»? – возразил я. – Напротив, гораздо лучше, чтобы Лопес оставался в неведении относительно нашей истинной численности. Если мы явимся туда всем скопом, разбойники просто перебьют нас, оставив себе и выкуп и маркиза.
– А почему бы не потребовать, чтобы Лопес сам вывез моего мужа из селения? –
Ренато покачал головой.
– Завала прав. Мы не можем допустить, чтобы Лопес увидел, насколько нас мало. Если он выедет нам навстречу в сопровождении всей своей «армии», то сразу поймет, что мы не представляем для него серьезной угрозы. Нам нужно отправиться к нему самим. Не бойся, дорогая, мы своего добьемся.
Я не мог не воздать Ренато должное: хотя он терпеть меня не мог, однако рассуждал здраво, и если видел, что я прав, то не спорил. Другое дело, что этот ублюдок распускал свой гнусный язык, называя «дорогая» жену родного дяди. За одно это его стоило прикончить.
Правда, я и сам волочился за замужней женщиной, однако не считал свое поведение бесчестным. Ведь со мной в родстве ее супруг не состоял.
* * *
Когда вдали показалось селение, я отправил десять человек на высокие скалы над дорогой, объяснив им, как использовать ручные бомбы – поджигать запалы и швырять фляги на дорогу следовало только по моему сигналу.
– И много народу мы перебьем этими штуковинами? – заинтересовался Ренато.
– Никого мы не убьем, но переполох устроим изрядный. Bandidos примут взрывы за канонаду и подумают, что нас сопровождает целая армия.
– Вы не верите, что этот Лопес просто отпустит маркиза в обмен на выкуп?
– А как бы вы поступили на месте этого разбойника?
Он пожал плечами.
– Ну, если бы я был bandido... то, скорее всего, эмиссаров бы убил, женщину изнасиловал, золото оставил себе. А потом затребовал бы за обоих, за нее и маркиза, новый выкуп.
– Ну вот, и я так считаю. Поэтому пусть лучше Лопес думает, что за нами стоит целая армия.
Изабеллу и ее мула я оставил под присмотром vaquero, которому препоручил также и лошадей тех десятерых, кто, вооружившись самодельными бомбами, засел на скалах. Еще один человек поехал со мной и Ренато.
* * *
Уже возле самого селения я тихонько, сквозь зубы, выругался, заметив два болтавшихся на ветке дерева трупа. Обоих несчастных жгли заживо огнем, содрали с них кожу и только потом повесили. Их глаза были выпучены, языки вывалились, а на шеях виднелись доски с коряво намалеванными словами «НАС НЕ ВЫКУПИЛИ».
Поселок был невелик: дюжина лачуг, убогая церквушка да пулькерия.
Никого, кроме bandidos, там сейчас не было: оставшиеся в живых местные жители удрали куда глаза глядят. Нас поджидало около полусотни головорезов Лопеса.
Под черной курткой я был опоясан тремя ремнями, к каждому из которых было подвешено по четыре набитых золотом кошеля. Два ремня перекрещивались у меня на груди, третий охватывал талию, и в каждом было около семи фунтов чистого золота. Немалое богатство, а ведь эти отщепенцы не задумываясь прикончили бы нас ради того, чтобы заполучить наши сапоги. Да что там сапоги, просто забавы ради. Глядя на «комитет по встрече» и посасывая сигару, я усмехнулся: мне было прекрасно известно, где так называемый генерал Лопес набрал своих бравых бойцов, потому как я и сам провел некоторое время в подобной компании – когда сидел в каталажке в Гуанахуато. Лопес явно опустошил тюрьмы и записал в свой отряд уголовников и прочий сброд.