Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник)
Шрифт:
– Вот просто возьмет и рухнет? Как такое может быть?! Не верю! – вспыхнул Валька.
– В жизни всякое может быть. Тебе дальше рассказывать или нет?
– Да! – здравый смысл подсказывал Валентину, что его собеседник наверняка является галлюцинацией, а потому слушать его нельзя, но молодой человек хотел узнать о будущем гораздо больше.
– Через полвека про эту войну будут говорить совсем иное.
– Что?!
– Что вы виноваты не меньше фашистов и что воевали против них только из страха, иначе вас свои же пристрелят. Что они, когда захватывали ваши города, хорошо относились к мирным жителям и даже едой
– Чушь, не верю! Не может быть, чтобы все стали так думать!!!
– Те, кто будет думать по-другому, побоятся открыто высказываться. А если и начнут спорить – их никто не будет слушать, к ним просто никто не отнесется всерьез. Понимаешь? С точки зрения истории, эту войну вы проиграете. И эта твоя игрушка бесполезна. Вместо благодарности тебя и таких, как ты, обвинят в поддержке «кровавого режима». А жалеть будут твоих врагов.
Очередное «Не верю!», готовое сорваться с языка, Валька так и не выкрикнул. Фактам о будущем, которые пересказал ему незнакомец, он верил – чувствовал каким-то непонятным чутьем, что так все и будет происходить. Но вот делать из этого те же выводы, что и его собеседник, Вальке не хотелось категорически. Какая разница, что там всех ждет в конце двадцатого века? Он-то защищает свою страну здесь и сейчас!
– Ну так что? Передумал? – напомнил о себе собеседник Вальки. – Не будешь умирать за страну, которая этого не оценит?
– Иди ты! – отмахнулся от него молодой человек и, сжав «ворошиловку» в кулаке, попытался встать. Боль, о которой он за время разговора успел забыть, внезапно вернулась, и он, не сдержавшись, громко застонал. Но долго страдать было некогда – вместе с болью так же неожиданно вернулись звуки и ветер, в нос ударил запах гари и пороха, а шум приближающегося танка стал особенно громким. Время больше не стояло на месте, оно снова неслось вперед с огромной скоростью.
– Ну и зря, – развел руками человек в костюме и едва слышно пробормотал себе под нос: – Хотя этого и следовало ожидать.
Валентин его уже не слышал. Он, уже не особо скрываясь, высунулся из окопа и смотрел на быстро подъезжающий к нему танк. Непослушные пальцы с силой дернули предохранитель гранаты.
Незнакомец исчез за мгновение до того, как «тигр», Валька и двое убитых солдат в окопе растворились в пламени взрыва.
Удар в потолок. Еще! Еще один! Пол и стены вздрагивают, на голову сыплется не то пыль, не то штукатурка. Вика зажмуривается и вцепляется в мать еще сильнее. Взрослые столько говорили, что никакая бомба не пробьет потолок метро, что они прячутся слишком глубоко под землей, но все равно это слишком страшно. И верить маме и соседкам с каждым взрывом наверху все труднее.
Снова глухой грохот над головой и дрожь в стенах, которая передается каждому сидящему или лежащему на полу человеку. Теперь уже и Сашка, позабыв, что он большой и не должен ничего бояться, тянется к матери, придвигается к ней вплотную – Вика чувствует это даже с закрытыми глазами, и ей становится чуть-чуть легче, чуть-чуть спокойнее. До следующего взрыва.
– Да когда же это кончится, да что же так долго, – бормочет себе под нос скрючившаяся рядом, возле стены старушка.
– Тише, пожалуйста, – шипит на нее мама. – Детей разбудите!
– Мочу-молчу,
Снова взрыв, но теперь как будто не такой громкий и близкий. И – тишина, такая приятная, такая теплая и мягкая… Как же хочется наслаждаться ею подольше, как страшно, что вот сейчас она закончится, ее разорвет очередной грохот, и снова все будут вздрагивать, вскрикивать и еще сильнее прижиматься друг к другу! Но пока все тихо, пока можно не дрожать, а просто неподвижно сидеть с закрытыми глазами, привалившись к матери и взяв за руку старшего брата, и медленно проваливаться в сон.
Наталья осторожно, едва касаясь, погладила по спине сначала дочь, потом сына. Кто бы еще недавно мог подумать, что они смогут так спокойно спать в бомбоубежище! Хотя Вика теперь почти все время спит, совсем ослабла… И сегодня вот они с Сашей с трудом смогли вытащить ее на улицу и довести до метро. Как они дойдут сегодня домой, как доберутся до убежища в следующий налет? На руки Наталье дочку, даже такую исхудавшую, уже не поднять, сама еле ходит… Да и Саша, хоть и держится пока молодцом, а тоже уже начал слишком быстро уставать. И что она будет делать в следующий раз, если Вика не сможет идти, если она упадет и откажется вставать на улице?
– Если она слишком ослабеет, вы потеряете обоих, – негромко произнес у Натальи над ухом чей-то спокойный голос.
– Тихо, пусть поспят, не будите их! – шикнула она на непрошенного советчика и только после этого осознала, что рядом с ней только что никого не было, кроме старой бабки, которая сидела с другой стороны и говорила совсем не таким голосом. Женщина вздрогнула и осторожно оглянулась. Возле нее, прислонившись к мраморной стене, присел на корточки мужчина, одетый, несмотря на морозы, в легкую темную куртку. Было в нем что-то очень странное, настолько странное, что Наталья даже не сразу поняла, что именно. И только потом, присмотревшись к нему получше в тусклом свете коптилок, поняла, в чем дело: он выглядел слишком здоровым, не отощавшим и измученным, а полным сил, у него не было кругов под глазами, его губы не растрескались от холода. Он словно явился в бомбоубежище из какого-то другого города, из другого мира, где не было ни войны, ни блокады.
– Не волнуйтесь, сейчас они не проснутся, сейчас мы можем спокойно разговаривать, – усмехнулся этот непонятно откуда взявшийся тип, и Наталье вдруг показалось, что в убежище стало еще темнее, как будто кто-то погасил часть коптилок. И тишина стала совсем мертвой – исчезли все шорохи, все приглушенные разговоры и всхлипывания.
– Оттуда вы взялись? – шепотом спросила Наталья.
– Не имеет значения. Да и вам сейчас не об этом надо думать, а о том, как вашей семье выжить. Эта зима будет очень холодной, а норму хлеба через два дня еще больше сократят.
– Нет, не может быть! – охнула Наталья в полный голос и тут же испуганно зажала себе рот. Но ни дети, ни другие прятавшиеся в бомбоубежище люди даже не шелохнулись – тут незнакомец, похоже, не соврал.
– Норма будет сто двадцать пять грамм. Вашим детям этого не хватит, особенно девочке, – тип в куртке кивнул на спящую Вику. – Ей эту зиму в любом случае не пережить. Но если вы будете ее кормить, хлеба не хватит и мальчику.
Наталья вскинула голову, уставилась незнакомцу в глаза и еще крепче прижала к груди обоих детей. А ее собеседник с серьезным видом кивнул.