Ярость

Слотер Карин

— Семьсот десять — это хороший балл?

— Джон, — сказала она, — у меня правда нет на это времени. Что за аферу ты затеял?

— Никаких афер, — ответил он. — Я аферами не занимаюсь, Джойс. Не за это меня в тюрьму посадили.

Она молчала, и он понял, что перегнул палку.

— Я не забыла, за что именно тебя посадили в тюрьму, — сказала она, и по напряженной интонации было слышно, что она с трудом держит себя в руках.

— А что, если кто-то воспользовался моими личными данными, чтобы оформить кредитные карты и все такое?

— Тогда это испортит тебе кредитный балл.

— Нет, — уточнил он, — что, если они полностью

расплачивались по этим картам и по всему остальному каждый месяц?

Она на мгновение задумалась.

— Но зачем им это делать?

— Я не знаю, Джойс. Поэтому и обратился к тебе.

— Так ты что, серьезно? — спросила она. — В чем дело, Джон? Просто спроси меня о том, что ты хочешь узнать. У меня много работы.

— Я и спрашиваю, — сказал он. — Дело в том, что кто-то…

Он умолк. Не впутывает ли он Джойс в то, что сейчас происходит? Не может ли ей повредить каким-то образом, если она об этом узнает? Он не знал, как работают законы. Черт, на прошлой неделе он вообще ничего не знал о существовании таких вещей, как кредитный балл.

И еще он не знал, не прослушивает ли мисс Лэм этот телефон.

Наконец он сказал:

— Это одна афера, которой занимаются парни в тюрьме.

— Господи! — Она снова перешла на шепот. — Лучше тебе не влазить в такие вещи.

— Хорошо, — сказал он. — Буду держаться от греха подальше.

— Так действительно будет лучше, Джон. Они быстро засунут тебя опять за решетку — опомниться не успеешь.

— Ты говоришь совсем как папа.

— Это ты так интересуешься, как у него дела?

Джон вдруг понял, что затаил дыхание.

— Нет.

— Хорошо, потому что он все равно не захотел бы, чтобы я тебе рассказывала.

— Я знаю.

— Господи, Джон! — Она снова вздохнула. Он раздражал ее. Зачем он ей позвонил? Зачем ему нужно было беспокоить ее всем этим?

Джон почувствовал, как подступают слезы, и надавил пальцами на уголки глаз, чтобы попробовать это остановить. Он вспомнил, как они были маленькими, как сестра, играя с ним, наряжала его в вещи Ричарда, как будто была его матерью. Они устраивали чаепития и пекли маленькие кексы в ее игрушечной печке.

— Помнишь, как мы расплавили мамин подарок? — спросил он.

Джону тогда было шесть, Джойс — девять. Они откладывали карманные деньги и купили маме на день рождения браслет. Джойс предложила запечь его в печенье, чтобы сделать ей сюрприз, — она вычитала об этом в какой-то книжке. Они только не учли, что браслет этот был из очень дешевых украшений, и, когда они включили стоваттную лампочку, чтобы испечь печенье, браслет просто расплавился на подставке. А от дыма сработала пожарная сигнализация.

— Помнишь?

Джойс вздохнула и ничего не ответила.

— Ты в порядке? — спросил он.

Ему хотелось расспросить ее о жизни. Встречается ли она с кем-нибудь? Она никогда не была замужем, хотя была такой чертовски красивой и умной. В ее жизни должен быть кто-то, кто будет заботиться о ней.

— Я заболеваю, простыла, — сказала она.

— По голосу похоже на то.

— Мне нужно идти.

Он услышал мягкий щелчок, когда она повесила трубку.

Следующие три дня выдались с грозами, — то набегают тучи с дождем, а через минуту уже светит солнце, — и у Джона, в принципе, не было работы на мойке, пока погода не устоялась. Он уже жалел, что так глупо протрынькал те пятьдесят долларов со шлюхой. Но потом ловил себя на мысли, что на самом деле жалеет о том, что у него не было

еще пятидесяти, чтобы отдать ей. Какой бы вопрос он задал ей на этот раз? Возможно, каково это — быть влюбленным в кого-нибудь? Что чувствуешь, когда обнимаешь человека, который тоже хочет обнимать тебя? Ему хотелось снова поговорить с ней. Хотелось узнать о ее жизни.

К сожалению, он не мог себе этого позволить.

Когда Джон рос, ему не нужно было беспокоиться о том, что он будет есть, какую одежду носить. Обо всем заботились его родители. Постель всегда была застелена свежим бельем, туалет был сверхъестественно чистым, и когда бы он ни открыл холодильник, тот постоянно был забит вкусными вещами, которые он любил. Даже в тюрьме он был обеспечен буквально всем. Там был жесткий распорядок дня и правила просмотра фильмов, но пока ты делаешь то, что говорят, тебе не нужно ни о чем переживать.

Примерно за месяц работы на мойке Джон заработал чистыми, после удержания налогов, около тысячи долларов. За свою комнатку три на три метра с тараканами он платил четыреста пятьдесят долларов — дорого, конечно, но, с другой стороны, никто другой его вообще бы не пустил к себе, так что домовладелец имел право взвинчивать цену. Снять квартиру было бы дешевле, но Джон не смог бы потянуть взнос приличного залогового депозита, не говоря уже о всяких платах за подключение и большой первый платеж, которые требовали коммунальные предприятия. Проезд также обходился недешево. Управление городского транспорта Атланты — МАРТА — предлагало месячный абонемент на неограниченное число поездок в автобусах и сабвее, но это стоило почти пятьдесят два доллара каждый месяц. Иногда Джон не мог позволить себе заплатить за это заранее, и тогда приходилось тратить по доллару семьдесят пять центов за проезд в один конец, чтобы добраться до работы и вернуться домой.

На еду, которая у него обычно состояла из сухих завтраков из овсяных хлопьев, бананов и бутербродов с арахисовым маслом, к которым иногда добавлялось что-нибудь из фруктов, уходило сто двадцать долларов в месяц. Джону приходилось покупать молоко в маленьких упаковках, чтобы его можно было выпить сразу, и таким образом не связываться со скоропортящимися продуктами. Холодильный ящик для хранения продуктов он использовал в основном для защиты пищи от тараканов: Джон не мог покупать пакет льда каждый день, особенно летом, когда жара превращала лед в воду еще до того, как он успевал доехать домой в автобусе.

За привилегию условно-досрочного освобождения он ежемесячно платил штату двести тридцать долларов. Изнасилование и убийство — штука не из дешевых, и если ему не удастся сделать этот платеж, то он прямиком направится обратно в тюрьму.

При таком раскладе у него каждую неделю оставалось на все необходимое менее семидесяти пяти долларов. Причем это если неделя была удачной, потому что порой он получал значительно меньше. Джон заставлял себя экономить, иногда на еде, и бывало, что от голода у него так кружилась голова, что, дойдя вечером домой, он тут же без сил валился на постель. Однажды он в отчаянии забрел в один из миллиона так называемых магазинов «заплатишь в получку», которых было полно в бедных районах города, но так и не смог заставить себя платить четыреста восемьдесят процентов за кредит на неделю. А даже если бы и смог, там все равно требовалось наличие текущего счета, чтобы они могли перевести деньги непосредственно в банк. Но ни один банк мира не открыл бы у себя текущий счет Джону Шелли.