Яростные тени
Шрифт:
И зря только устраивали водевиль. Потому что, к их огромному сожалению, все имена вели в тупик.
Однако эта неделя принесла свои плоды. Отец Хэдли шел на поправку. И пусть Лоу не удалось подтвердить, что Ноель и Оливер – одно и то же лицо, «Денежный мешок» не появлялся. И на головы им больше не сваливались волшебные химеры.
Но приятнее всего было топить неудачи в утешительных встречах, полных смелых сексуальных выкрутасов: на пассажирском сиденье серебристого «паккарда», в темных коридорах, в общественной уборной и, в особо мерзкий день, – на лестнице черного хода в пустую
Каждая новая встреча была подарком. Все равно Лоу снедало растущее раздражение, никак не связанное с перекладинами. В его голове звучали слова Уинтера: «Если уж встречаешься с такой девушкой, то хоть веди себя, как полагается». Почему его брат всегда прав? Потому что Лоу старался скрыть их связь: ходил на цыпочках вокруг ее отца и коллег; пробирался в ее квартиру в неурочное время, где преодолевал множество лестничных пролетов, чтобы не встречаться с лифтером; парковал Лулу через дорогу у гостиницы «Фэрмонт».
Подобная ситуация унизительна для обоих.
И почти через неделю после их первой ночи, в десять вечера, Лоу прятался за кипарисами у основания музейной башни, ожидая, пока мистер Хилл – тот самый охранник, который застал их с Хэдли в кабинете доктора Бэкола – уйдет на перерыв. Как только страж порядка укатил на машине за угол, музейная дверь приоткрылась, и показалось лицо Хэдли.
– Все чисто! – прошептала она весело, заводя Лоу в музей и запирая дверь.
Он осмотрел темный вестибюль. В одиночестве тут жутковато.
– Сюда ведь не войдет другой охранник?
– Двое стоят на посту снаружи.
– А мистер Хилл…
– Вернется не раньше полуночи.
– Если бы сведения об этом попали не в те руки, тебя бы обокрали.
– За десять лет произошли лишь две попытки взлома. И вряд ли кто-то может подогнать грузовик к парадному входу и вынести все, никого не потревожив. Где твой авантюризм, Охотник за сокровищами?
– Хм, наверное, пал под колесами нашего невезения на этой неделе. – Лоу наткнулся на стойку и стиснул зубы, когда резкий скрежет металла эхом отразился от стен. – Боже, Хэдли. Я чувствую себя непослушным мальчишкой, на спор проникшим в дом.
– Надеюсь, к завтрашнему дню лифт в моем доме починят. Тогда ты сможешь по-тихому подняться по лестнице, не встретив всех жильцов по пути.
– О, какая радость!
Она опустила руки на его грудь и подняла голову.
– Ворчун!
– Я просто раздражен. – Но теперь, ощутив запах ее волос, немного расслабился. На секунду прижался лбом к ее лбу и поцеловал в кончик носа.
– Как я рада, что ты пришел, – прошептала она. – Мне не спалось без тебя прошлой ночью.
– Мне не нравится разлучаться с тобой. Физически плохо. Хочу закончить охоту, чтобы мы перестали прятаться и лгать.
– Я думала, что ты живешь ложью, – поддразнила она его.
– Вы меня портите, мисс Бэкол, – прошептал он ей в губы.
– Я вроде еще никого не испортила.
– Постарайся ограничиться одним разом, а то мне не хочется, чтобы ты испортила кого-либо другого.
Хэдли выгнулась ему навстречу, радостно и глуповато улыбаясь. Лоу поспешил ее поцеловать, но только начал разогреваться, как Хэдли прервала поцелуй
– В отделении антиквариата мы услышим, если мистер Хилл вернется. Я хочу кое-что тебе показать.
Лоу, не особо переживая и чувствуя воодушевление, миновал билетные кассы и армии молчаливых статуй. Высокие потолки и плитки мраморного пола, казалось, одновременно усиливали и поглощали звук шагов, когда они шествовали, любуясь картинами, стоившими больше любой роскошной машины семьи Магнуссон.
Обойдя коллекцию «Искусства стран тихоокеанского региона», они увидели арку со сделанной от руки надписью: «Сокровища Древнего Египта – мумификация, магия и ритуалы». Лоу много раз посещал эту выставку, даже когда большинство экспонатов еще находилось в старом здании Мидвинтера. В детстве он был ими очарован, что стало одной из причин, побудивших его учиться на археолога. Странно думать, что предметы, на которые он в десять лет глазел с восторгом, позже будут отданы в распоряжение Хэдли.
Лоу остановился перед витриной с женской мумией. На забальзамированной коже еще сохранились клоки волос. Зубы, в основном, остались нетронутыми, но у экспоната недоставало ноги; во время землетрясения половина музейных мумий испортилась и разбилась на куски. Но то, что привлекало сюда публику, находилось в соседней витрине: крепко замотанный мумифицированный кот, которого нашли в одной гробнице с человеческим телом.
– Лучший образец мумии кошки на всем Западном побережье, – похвасталась Хэдли. – Отличный экземпляр геометрического обертывания Птолемеевского периода.
– Ты так поступишь с Четвертым, когда придет его время?
Глядя на витрину с удовлетворенной улыбкой, Хэдли сцепила руки за спиной и склонила голову набок.
– Думаю, ему бы понравилось. Да и крошечный саркофаг неплохо бы соорудить. Кто знает, возможно когда-то мы оба окажемся в музее. Люди станут изучать наши забальзамированные тела и назовут меня Кошатницей.
– Ты ненормальная, min k"ara [10] .
На ее губах появилась хитрая улыбка.
10
Min k"ara (швед. яз.) – моя любимая.
– Мне нравится, как вы флиртуете, мистер Магнуссон. – Хэдли посмотрела ему в глаза и отступила на пару шагов. Лоу показалось, что он сам мумифицирован, а она будто тянет его бинты, привлекая к себе одним взглядом.
Если Хэдли собирается сохранить свое тело для музея, Лоу не отказался бы лежать рядом.
– Вон там находится то, что мне хотелось тебе показать, – сказала она с радостным блеском в глазах.
Глава 26
Под взглядом Лоу Хэдли повернулась и подошла к стеклянной витрине высотой примерно по пояс, стоявшей рядом с квадратной колонной. Внутри находилась небольшая коллекция личных вещей, найденных в захоронении Кошатницы: сосуды для благовоний, расческа, ювелирные украшения. А еще посредине красовались три канопы; четвертая пропала во время землетрясения.