Яростный клинок
Шрифт:
Боль исчезла.
– Ты дитя Оленя, – прошелестел голос.
В этот момент в лес ринулись всадники. Конн попытался собраться с силами, чтобы встретить их. Первый, с копьем наготове, перепрыгнул бревно, а другие последовали за ним.
Конн поднял кинжал…
Лошадь так и не завершила прыжок. Она застыла в воздухе. Все всадники замерли. Воздух становился все холоднее. Конн задрожал, но не мог отвести взгляда от людей, пришедших, чтобы убить его. Внезапно они начали меняться: волосы и бороды росли с невероятной скоростью, ногти превратились почти в когти, одежда тлела, волосы побелели, плоть таяла, кожа потемнела и отвалилась от костей.
Конн упал на колени, и тот же голос проговорил:
– Коснись дерева, дитя Оленя.
Конн обернулся и подполз к дубу, протянул руку, вцепился пальцами в кору. Желудок успокоился, и холод оставил его. Он вздохнул. Сквозь разрывы в тучах показалось солнце, заливая лес золотистым светом. Кора начала меняться и стала лицом дерева. Это было юное и прекрасное лицо, но и строгое тоже. Когда черты стали различимы, Конн понял, что это он сам.
– Ты болен, дитя Оленя. Ложись. Мы излечим тебя.
Последние силы оставили юношу, и он опустился на холодную землю лицом вниз. Она оказалась лучше любой подушки, и, уже теряя сознание, Конн увидел, как вокруг вырастает трава, принимая его в темное и сырое святилище земли.
Вместо благословенной тьмы он оказался на ярком свету, столь сильном, что из глаз заструились слезы. Прижав руки к лицу, Конн попытался спрятаться от сияния, но оно пронизывало даже кожу.
– Держись, Коннавар, – сказал другой голос. – Сейчас станет лучше.
Свет немедленно угас. Конн убрал руки с лица и открыл глаза. Сначала он не увидел ничего. Потом взор прояснился, и юноша понял, что сидит в лесу у журчащего ручейка, сияющего в полуденном солнце. На небе не было ни облачка, а деревья сияли всеми цветами – начиная от цвета крови и золота заката, кончая изумрудно-зеленым и бледно-желтым. Воздух был напоен ароматами лаванды, розы и жимолости. Такого чудесного места Конн еще не видел. И все же что-то было с ним не так. На одной и той же почве росли самые разные деревья: дуб, вяз, сосна, клен, но казалось, что у каждого собственное время года. На одних нежно зеленела первая весенняя листва, другие качали ветками с темными листьями поздней осени. И не было теней. Конн вытянул обнаженную руку – она не отбрасывала тени.
Он медленно встал и, обернувшись, посмотрел на луг. И увидел медведя. Зверь стоял – как и всадники – без движения, сверкающие цепи спускались с его массивных плеч, обвивая когтистые лапы. В раскрытой пасти торчали огромные клыки. Конн без страха приблизился и обошел его вокруг, дивясь размеру и силе. Медведь носил на себе следы многих битв, а некоторые раны были совсем свежими. Юноша попытался коснуться зверя, но рука прошла сквозь него, как сквозь воздух.
– Страшная зверюга, – проговорил голос.
Рядом с Конном появилась сияющая фигура. Тот не удивился, хотя подумал, что стоило бы.
– Страшная, но печальная, – ответил он.
– Почему печальная?
– Потому что в цепях. Такие гордые создания не должны быть скованы.
Сияющая фигура подошла к нему, взяла за руку и повела к ручью. Конн пытался разглядеть лицо спутника, но оно непрерывно менялось, переливаясь в собственном сиянии. Борода… потом
– Ты сид?
– Я не сид, Коннавар. Просто давно умерший человек, чью душу они спасли и забрали с собой.
– А почему я не могу тебя разглядеть? Твои черты меняются.
– Я очень давно не принимал человеческого облика. Подожди. – Сияющая фигура на мгновение замерла, и свет вокруг нее постепенно померк. Конн сидел рядом с юношей с темными волосами и добрыми карими глазами. – Лучше?
– Да. Так ты выглядел в жизни?
– В молодости. Я прожил почти сто лет.
– А почему сиды оставили твою душу себе?
– У них были на то причины. Лучше скажи мне, почему ты спас олененка.
Конн пожал плечами.
– Он запутался в терниях. Не мог же я бросить его умирать.
– Как не мог бросить Риамфаду?
– Это другое, – покачал головой Коннавар. – Он был моим другом, а человек не бросает друзей.
– Как ты себя чувствуешь?
– Спокойно, – улыбнулся юноша. – Здесь очень хорошо, но я знаю, что это сон, а тело мое лежит в вашем лесу, холодное, мокрое и окровавленное.
– Нет. Пока ты здесь, его лечат. Тебя будет ждать новая одежда. И подарок от друга.
– Все мои друзья мертвы, – печально проговори Конн, вспомнив Бануина. Неожиданно он осознал, что может представить себе мертвое тело друга, не испытывая ненависти к людям, убившим его. – Что вы сделали со мной, чего лишили?
– Мы не лишали тебя ничего. Мы просто… отделили тебя от некоторых… человеческих инстинктов. Иначе ты не смог бы прийти сюда.
– Человеческих инстинктов?
– Ярость, жестокость, ненависть, желание мести. Ни одному из них не место здесь.
– Но я человек. Какая же моя часть здесь?
– Лучшая. Дух, свободный от уз плоти.
Конн сидел на солнышке, чувствуя себя цельным, как никогда в жизни. Оглянувшись назад, он снова посмотрел на скованного медведя.
– А зачем здесь этот зверь и эти цепи? Он и так недвижен.
– Не мы сковывали его, Коннавар. Это твои цепи.
– Мои? Не понимаю.
– Медведь и есть часть тебя, которой не место здесь. Цепи ты наложил сам – долг, ответственность, честь. Без них этот зверь был бы безжалостным убийцей. Ты готов вернуться?
Конн задумался. Здесь царил такой мир, такая гармония…
– А могу я остаться с сидами, если захочу?
– Нет, – печально ответил его собеседник. – Может быть, когда-нибудь…
Конну не хотелось возвращаться в мир, и он посидел немного молча, наслаждаясь покоем.
– Если сиды и в самом деле народ, не знающий ненависти и гнева, почему они позволяют Морригу бродить меж нами, творя такое зло?
– Интересный вопрос, Коннавар. Отвечу так: ты хотел славы, и Морригу даровала ее тебе. Ворна хотела, чтобы ее любили и понимали. Так и стало. Почему ты считаешь деяния Морригу злыми? Все наши действия – людей ли, сидов ли – приводят к некоторым последствиям, которым мы не всегда рады. Морригу предлагает дары. Если человек принимает их, то должен быть готов к возможным последствиям. Ты просил славы. Что, если бы ты попросил о любви, или исцелении Риамфады, или мире и гармонии среди своего народа? Подумай об этом, Коннавар. Те, кто ищет даров Морригу, всегда просят о чем-нибудь для себя – личную выгоду, славу, искусство меча, прекрасных женщин или красивых мужчин. Всегда только для себя. Остерегайся судить то, что не понимаешь.