Ящеръ
Шрифт:
Перед воротами Митек остановился. Постояв немного, он насупившись старательно перекрестился и отвесил поясной поклон. Миновав церковный двор, поросший полынью, он обошел выцветший фасад с облетавшей штукатуркой, и зашел с заднего входа.
Постучав три раза в размокшую дверь, парень принялся ожидать. Если кто-то и был в храме, то он явно не торопился отпирать. Митек повторил попытку.
За крепкой дверью послышалось ворчание и тяжелое прихрамывающее шарканье:
– Кого святые угодники в такое ненастье
– Отец Порфирий, а отец Порфирий?
– Ты, что ли, Ящер?
– не отпирая дверь, разозлился поп.
– Ну, я, откройте-ка!
– Чего тебе? Закончили служить уже, завтра приходи.
– Мне сегодня надобно, мамку пока я на службе стоял, красные обобрали.
– Времена нынче такие, теперь всех обирают без разбору, Христос с тобой и твоей мамкой, ступай домой, да помолись.
– Да я хотел стеклышко подновить, красные оклад разбили!
– Я тебе что, мастеровой какой? Ишь, чего удумал! Мое дело богу служить, пошел прочь, дурак, Ящер!
Митька шмыгнул заложенным носом, да зябко поежился в осенней темноте. Дверь перед ним оставалась запертой.
– Не по-божески как-то, отец Порфирий.
– Не тебе, дураку, решать, как по-божески, а как нет. Ступай, вот и весь сказ!
Парень горько усмехнулся и почесал затылок. Холод и темнота давили на него пронизывающим недомоганием. В калоши натекла жидкая грязь, легкие льняные штаны, латанные в нескольких местах, раздувало ветром. Рубаха колыхалась на крепком торсе подобно парусу.
Местный голова при царе жил хорошо, а при советской власти сделалось ему еще лучше. Стал Никодим Семенович председателем, и был поставлен революционным комиссариатом на распределение имущественных и пищевых благ. Об этом, говорят, у него даже специальная бумажка имелась, чтобы никому неповадно было.
Митька помнил, как мамка ходила к главе с мольбами, падала в ноги, горько плакала, но все, что запомнил ребенок, робко стоявший в стороне, это широкое лицо Никодима, украшенное черной окладистой бородой. Глава скорбно отказал его матери в тот раз, отказал он и после этого, и отказывал всегда и в любых прошениях. А в каких мелочах не отказывал, так потом всякий раз припоминал, как он облагодетельствовал. Видимо, благодаря именно этой способности, он все еще оставался на посту.
Дом главы, или, по-теперешнему, председателя, располагался в самом центре села, неподалеку от храма. Митёк никогда и ничего не просил у Никодима, да и зачем? Тот бы все равно ничего не дал. Но на этот раз, размышлял парень, стараясь представлять себе все в добрых красках, как учили тому французские журналы и пахнущий перегаром фельдшер, дело совсем иное. Ему и нужно-то только одно стеклышко, оклад святителю поправить, а то не по-божески совсем.
Уж, поди, отыщется у председателя такая
Во всех окнах у Никодима горел свет. Даже в сенях полыхал меркнущий огарок. Помявшись немного у калитки, Митька, все же, решил зайти. Возле крыльца председателева дома решительности заметно поубавилось. Это всегда так бывает, когда идешь говорить с начальством, подумал он. В уме на место ставишь, а на деле стоишь по струнке и слова не вымолвишь, да и мысли уже по-другому роятся.
– Дядя Никодим!
– парень хотел, чтобы его голос звучал сурово и требовательно, но получилось жалобно и протяжно.
В сенях послышался шорох, скрипнула дверь в избу. Митька услышал, как кто-то обувается. Затем отворилась входная дверь, и его обдало теплом топленой избы. На пороге стоял Яшка. В детстве богатырь земли русской, теперь он стоял в армейской шинели и буденовке с красной звездой прямо на лбу. На плече у него висело ружье. Прищурив правый глаз, он спросил:
– Тебе чего, Ящер?
– Да мне гла... председателя бы повидать.
– Катился бы ты отсюда!
– Сам-то что здесь забыл?
– ревностно поинтересовался Митька.
– А я теперь в нашем селе за закон отвечаю, - с гордостью заявил Яшка. Видал, какую мне шинель выдали, с ремнем!
– он схватился за увесистую бляшку.
– А сапоги какие, дивись! Он выставил новый сапог, поблескивающий нанесенной на него ваксой.
– Это как так?
– не понял Митёк.
– Какой такой закон еще?
– Известно какой, - Яшка сплюнул сквозь зубы, - советский! Новое время настало, Ящер, новое. Меня военный областной комиссариат в ополчение определил. Это теперь называется милиция.
– Какая еще милиция? Всегда полицаи были, - продолжал недоумевать парень, ежась на ветру.
– Это у буржуев полиция, а у нас теперь милиция, неуч.
– Яшке этот разговор явно приносил удовольствие, он стоял в новой теплой одежде, опершись о дверной косяк, и, судя по всему, упивался своим новым положением.
– Председателя позови.
– Поздно уже, завтра приходи, там посмотрим.
– Мне сегодня надо.
– Это по какому вопросу такая важность?
– По личному!
– не унимался Митёк.
– Поздно уже, товарищ.
– На лице Яшки появилась недобрая улыбка. Именно так он улыбался, когда колотил в детстве соседских детей.
– Сказано же завтра, иначе будем задерживать до выяснения обстоятельств.
– Что еще за обстоятельства?
– Кто таков, что за дела такие срочные к должностному лицу и прочее.
– Да ты ж меня с детства знаешь...
– в этот момент Митька понял, что говорить дальше уже бесполезно. Все, чего он может добиться, это нарваться на Яшкину агрессию.
– Ну ладно, милиция...